Строчка до Луны и обратно

Димка проводил взглядом девчонок до самого подъезда. И на ноги Марины посмотрел. Тут с Валеркой Кукиным он согласился: ноги у Марины стройные. Но чего это она о своем лице всякой ерунды наговорила! Да у нее самое лучшее лицо! В зеркало, говорит, не хочет смотреться! Ну и придумала! И нос самый нормальный. Очень хороший нос. Этого пижона Кукина слушает! Да разве он что смыслит в носах? Индюк надутый!

До отъезда Марины оставалась всего неделя, потому Димка и возразить ничего не подумал, когда отец сказал, что в завкоме ему предложили для Димки путевку в пионерский лагерь.

Димка нисколько не пожалел, что поехал в пионерский лагерь. Правильно Марина сказала: это интересно — столько новых людей, лиц незнакомых. Ничего сначала не разберешь — кто, что, где, все мелькают перед глазами. Но прошло два-три дня — того уже запомнил, этого по имени знаешь, с тем за одним столом сидишь. А через неделю все таким привычным делается, будто сто лет живешь в этих уютных корпусах, на берегу тихой речки Матыры, с этими мальчишками и девчонками.

Время бежало незаметно. В двухдневный поход ходили, устраивали малую олимпиаду, играли с соседним лагерем в футбол, а еще в интересную военную игру. За эту игру Димку отметили на общелагерной линейке. Вообще-то, все говорили: если бы не Димка, то «синим» не видать бы победы, как своих ушей. Димка в разведке был. С венком из листьев на голове он лежал в траве почти на открытом месте, потому что цепь наступавших «зеленых» увидел неожиданно, когда они поднялись из лощины, и бежать к спасительным кустам было уже некогда. Все же его не заметили. Он буквально вжался в землю. И только они миновали его, удалились метров на сорок, он вскочил, свистнул и, петляя, как заяц, помчался к неглубокому, разведанному овражку. «Зеленые» увидели его и бросились в погоню. Но Димка, громко крича, чтоб услышали свои, и крутя трещетку-пулемет, скрылся в овраге, добежал до рощи и далеко оторвался от погони. А тут «синие» разобрались, где неприятель, и сами пошли в решительную атаку. Да еще и с флангов косили огнем.

После военной игры Райка Терских из их отряда подарила Димке гладкую, обструганную палочку. Во всю длину палочки винтом вилась синяя строчка из кругленьких, аккуратных букв: «Самому ловкому разведчику и самому хорошему мальчику Диме Кулешову от Раи Терских. На память».

Райка и поглядывала на него особо, а когда купались в речке, то она подплыла к Димке, подула на воду и спросила:

— Если бы я начала тонуть, ты стал бы меня спасать?

С девчонками Димка смелостью никогда не отличался, а тут он уверенно тряхнул мокрыми волосами:

— Обязательно!

— А если бы я совсем захлебнулась, и были бы сильные волны, а у тебя почти не оставалось бы сил?

— Ну и что? — тихонько плывя рядом с Райкой, сказал Димка.

— Ты бросил бы меня одну?

— Как же это? Ты бы тогда утонула.

— Значит, не бросил бы?

— Да уж как-нибудь дотянули бы до берега. Это же не море.

— Ты хороший! — сказала счастливая Райка. — Мне на самом деле тонуть хочется.

Вечером, лежа на своей кровати у окна, Димка слово за словом мысленно повторял весь тот разговор с Райкой, вспоминал ее счастливую улыбку, капельки воды, блестевшие в волосах, и думал, что она очень хорошая девчонка, и он бы, наверное, совсем подружился с ней, если бы не Марина. А потом он уже вспоминал Марину и особенно тот ее разговор с Ленкой Мироновой, который он слышал, сидя за кустом на скамейке. Своим лицом недовольна. Глупая! Вот у Раи хорошее лицо, но ведь у нее, Марины, оно еще лучше. Где она сейчас? Может быть, тоже купалась сегодня? Наверное. К морю затем и ездят, чтобы купаться. А если бы она стала тонуть и были бы сильные волны? А он был бы рядом. Димка представил себе эту страшную картину: он обхватил потерявшую сознание Марину за шею и плывет с ней к берегу. Волны накрывают их с головой, сил совсем уже нет. А берег еще далеко. Это ведь не узенькая Матыра, а море. Что же делать? Бросить Марину? Выплывать одному? Димке жарко сделалось… Нет, ни за что не бросил бы. Тонуть, так вместе.

Из лагеря Димка вернулся загоревший и силы будто прибавилось. На улице, возле газетного киоска и ларька с мороженым, попросил у старушки, сидевшей на складном стульчике перед белыми медицинскими весами, силомер на цепочке. Левой рукой выжал сорок два килограмма, правой — пятьдесят один. Обрадовался. До поездки в лагерь правой жал только сорок пять.

Отец, поставив Димку к косяку двери, деревянным треугольником прижал его вихры к голове, отметил карандашом.

— Поздравляю, на полтора сантиметра махнул!

Хорошо было. Только бы Марина приезжала скорей.

Каждый день, выходя на балкон, Димка с надеждой смотрел во двор — не видно ли Марины?

А узнал о том, что она вернулась, совершенно неожиданно.

Утром несколько раз смотрел с балкона — ничего интересного не увидел. Не считая Ленки Мироновой, относившей к железному ящику ведро с мусором. А Ленка — точный указатель: если бы Марина приехала, то Ленка не шла бы одна. Они такие подруги, что даже к мусорнику пошли бы, наверно, вместе.