Структура и динамика психического (сборник)

526 Ведь для нашей психологии не столь уж важно, какую именно сферу затрагивают те или иные проблемы. Мы, в первую очередь, должны решать практические задачи. Если вопрос мировоззрения пациента является психологической проблемой, то мы должны заниматься им независимо от того, принадлежит ли психология к философии или нет. Точно так же вопросы религии являются для нас прежде всего психологическими. Достойно всяческого сожаления, что нынешняя медицинская психология вообще оказывается в стороне от этих проблем, в частности, при лечении психогенных неврозов шансы на исцеление везде, где угодно, выше, чем в академической медицине. Хотя я сам врач и должен был бы с полным основанием воздержаться от критики медицины – согласно принципу «medicum medicum non decimat[84]

» – но все же я должен признать, что врачи вовсе не всегда являются теми, в чьих руках искусство психиатрии нашло себе наилучшее применение. По своему опыту я знаю, что медицинские психологи пытаются практиковать тем рутинным способом, который был им рекомендован во времена их своеобразного обучения. Медицинское образование состоит, с одной стороны, в накоплении в памяти чудовищного по объему материала, который просто запоминается без критического познания основ, а с другой стороны, в приобретении практических навыков согласно принципу: «Нужно не размышлять, а действовать!» Случилось так, что из всех профессий медицина менее всего предоставляет возможности для развития функции

мышления.

Поэтому совсем не удивительно, что даже психологически грамотные врачи либо вовсе не в состоянии следить за моими размышлениями, либо делают это с величайшим трудом. Они привыкли поступать согласно предписаниям и механически применять те методы, которые не они придумали. Эта схема, однако, абсолютно несовместима с занятием медицинской психологией, так как ее адепты цепляются за клочки авторитетных теорий и методов, подавляя при этом развитие самостоятельного мышления. Я обнаружил, что даже элементарные и для практического лечения необычайно важные различения субъективного и объективного уровней толкования, эго и Самости, знака и символа, каузальности и финальности и т. д. превосходят их мыслительные возможности. В какой-то степени этим можно объяснить устойчивость отсталых и давным-давно уже нуждающихся в ревизии воззрений. То, что это не только мое субъективное мнение, доказывает фанатическая односторонность и сектантская закрытость некоторых психоаналитических групп. Таковая установка, как всем известно, есть симптом сверхскомпенсированного сомнения. Но кто же будет применять психологические критерии к самому себе?

527 Понимание сновидений как инфантильного осуществления желаний или как финальных «приготовлений» на службе инфантильного стремления к власти слишком узко и не соответствует сущностной природе сновидения. Сновидение, как и всякий элемент в психической структуре, является продуктом всеобщего психического. Следовательно, мы вправе ожидать, что найдем в сновидении нечто, что издревле имело значение в жизни человечества. Как человеческая жизнь сама по себе не управляется только лишь тем или иным базовым влечением, но выстраивается на основе множества разнообразных влечений, потребностей, желаний, физических и психических обусловленностей, так и сновидение нельзя объяснить, лишь исходя из того или иного элемента, каким бы подкупающе простым ни показался подобный подход. Мы можем быть уверены, что такое объяснение неверно, так как никакой простой теорией влечения никогда не удастся постичь человеческую психику, эту могущественную и таинственную субстанцию, а потому также и ее производную – сновидение. Для того чтобы выработать хоть в какой-то мере справедливый подход к сновидению, нам необходим интерпретативный инструментарий, который мы должны усердно конструировать с использованием всех областей гуманитарных наук.