Структура и динамика психического

395 Из автобиографии Игнатия Лойолы, которую он надиктовал Луису Гонсалесу¹⁰³, мы узнаем, что ему доводилось созерцать ярчайший свет, иногда принимавший форму змеи. Она являлась, исполненная сияющих очей, которые вместе с тем не были таковыми. Сначала его чрезвычайно тешила красота этого видения, однако со временем он признал в нем злой дух

¹⁰⁴. В видении Лойолы преломляются, по сути, все аспекты нашей «глазной или зрительной» темы и возникает наиболее впечатляющая картина бессознательного с его рассеянным свечением. Легко представить себе смятение средневекового человека перед лицом в высшей степени «психологической» интуиции, особенно если ему не известен ни догматический символ, ни адекватная аллегория из патристики, которые могли бы прийти на помощь. Но на самом деле Игнатий был не так уж далек от истины, поскольку множество глаз – это атрибут Пуруши, космического человека индусов. В Ригведе (10.90) сказано: «Пуруша – тысячеглавый. / Тысячеглазый, тысяченогий. / Со всех сторон покрыв землю, / Он возвышался (над ней еще) на десять пальцев»¹⁰⁵

. Моноим у арабов, согласно Ипполиту, учил, что Первый Человек (λνθρωπος) представлял собой монаду (μία μονάς), не составную (άσύνθετος), неделимую (άδιαιρετος) и в то же самое время – составную (συνθετή), делимую (διαρετή). Эта монада есть йота, или точка (μ’ια κερα’ια), это мельчайшая из единиц, соответствующая кунратовской scintilla, она имеет «множество лиц» (πολυπρόυωπος) и «множество глаз» (πολυόμματος)¹⁰⁶. Причем Моноим основывается здесь главным образом на прологе к Евангелию от Иоанна. Подобно Пуруше, его первый Человек есть вселенная (άνθρωπος είναι τό πάν)

¹⁰⁷.

396 Такие видения следует понимать как проявления интроспективной интуиции, которые каким-то образом врываются в сферу бессознательного, и вместе с тем как ассимилированные формы центральной христианской идеи. Естественно, этот мотив имеет тот же смысл и в современных снах и фантазиях, где он появляется то в виде звездного неба, то в виде звезд, отражающихся в темной воде, то в виде самородков золота или золотого песка, рассыпанного по черной земле¹⁰⁸

, то в образе ночной регаты – множества огней на фоне темной поверхности моря, то в форме одного-единственного глаза, глядящего из морских глубин или из бездны, то как парапсихическое видение светящихся шаров и т. п. Поскольку сознание всегда описывалось в терминах, производных от характеристик света, вполне допустимо предположить, что это множественное свечение соответствует тончайшим феноменам сознания. Если свечение проявляется в монадной форме как нечто единичное – звезда, солнце или глаз, оно быстро принимает форму мандалы и, следовательно, должно быть истолковано как Самость. Это не имеет ничего общего с «двойственным сознанием», поскольку ничто не указывает на диссоциацию личности. Напротив, символы Самости являются по своему характеру «объединяющими»¹⁰⁹.

7. Паттерны поведения и архетипы

397 Мы установили, что нижняя граница психического проходит там, где функция высвобождается из-под власти принудительной силы инстинкта и становится послушна воле, а также определили волю как энергию, которой некто располагает. А это, как было сказано, подразумевает наличие субъекта, наделенного способностью суждения и сознанием. Таким образом, мы приходим, собственно, к утверждению того, с отрицания чего начинали, а именно – к отождествлению психического с сознанием. Дилемма эта разрешится, как только мы уясним себе всю меру относительности сознания: его содержания являются одновременно осознанными и бессознательными, то есть в одном отношении осознанными, в другом – бессознательными. Как всякий парадокс, это утверждение поначалу кажется непостижимым¹¹⁰. Однако нужно свыкнуться с мыслью, что сознание и бессознательное не имеют четко очерченных границ; одно начинается там, где отступает другое. Дело в том, что психическое представляет собой сознательно-бессознательное целое. Что же касается «ничейной территории», названной мною «личное бессознательное», то легко доказать, что ее содержания вполне отвечают нашему определению психического. Однако, если исходить из такого определения «психического», возникает вопрос: существует ли психическое бессознательное, которое не является ни «окаймлением сознания», ни личным бессознательным?