228 В этих наблюдениях нет ничего удивительного, по крайней мере, поначалу; смущает же и сбивает с толку скорее то, в сколь высокой степени индивидуальное сознание поглощено этой однородностью. Известны примеры поразительного ментального сходства в семьях. Фюрст опубликовал случай матери и дочери, где сходство ассоциаций равнялось 30 %1
. И все же многие склоняются к тому, что предположение о возможности более широкого психического совпадения между людьми, народами и расами, далеко отстоящими друг от друга, совершенно неправдоподобно. Однако, в действительности, в области так называемых фантастических представлений и идей обнаруживается масса удивительных совпадений. Многие исследователи, например Гобье д’Альвьелла в его работе «Migrations des Symbols», прилагали усилия, чтобы объяснить подобные совпадения мифологических мотивов и символов миграцией людей и человеческой традицией. Этому объяснению, которое, конечно же, обладает определенной научной ценностью, противоречит тот факт, что мифологема может возникнуть во всякое время и во всяком месте, даже там, где не было никакой возможности получить ее извне. Так, я наблюдал одного психически больного, который почти слово в слово воспроизвел длинный символический отрывок, который можно было прочитать на древнем папирусе. Его текст впервые был опубликован Дитерихом лишь несколько лет спустя2. Мне довелось увидеть достаточное количество подобных случаев, вследствие чего я усомнился в правильности своего предположения о том, что такое возможно только в пределах одной и той же расы, и провел исследование мотивов сновидений чистых в расовом отношении негров из южной части Соединенных Штатов. Я нашел в их сновидениях мотивы из греческой мифологии, которые заставили меня усомниться в том, что в данном случае можно было бы вести речь о расовом наследовании.229 Меня неоднократно и совершенно напрасно обвиняли в безотчетной вере в «наследуемые идеи», хотя я определенно и недвусмысленно подчеркивал, что подобные совпадения вызываются не «идеями», а, скорее всего, наследуемой предрасположенностью к реакциям определенного типа, которые неизменно возникали одинаковым образом в истории «хомо сапиенс». Бывало и так, что эти совпадения отрицались на том основании, что фигурой, например, «спасителя» в одном случае является заяц, в другом – птица, а в третьем – человек. Однако тем, кто высказывает такое возражение, следует учитывать, что сами имена часто значат меньше, нежели определяющие их взаимосвязи. Например, некоему благочестивому индусу при посещении англиканской церкви могут броситься в глаза изображения ягнят, и дома он будет на основании увиденного рассказывать, что христиане исповедуют культ животных. Так что совершенно неважно, что «сокровищем» в одном случае является кольцо, в другом – корона, в третьем – жемчужина, а в четвертом – целый клад. Существенна здесь сама идея о какой-то чрезвычайно ценной и труднодоступной вещи, и при этом не имеет значения, как она обозначается в данной местности. С психологической точки зрения важен тот факт, что и в сновидениях, фантазиях и при особых духовных состояниях могут вновь и вновь самопроизвольно возникать мифологические мотивы и символы, казалось бы совершенно не связанные друг с другом. По-видимому, иногда эти мотивы и символы могут быть результатом влияния индивидуальных факторов – ассоциаций, преданий и импульсов, – однако чаще всего такого влияния не наблюдается. Это «изначальные» образы, или «архетипы», как я их назвал; они принадлежат к стержневому каркасу бессознательного психического, и поэтому их нельзя объяснить как личное приобретение. Вся их совокупность составляет в итоге тот психический уровень (страту), который я назвал коллективным бессознательным.