Структура и смысл: Теория литературы для всех

Развитие действия – цепь конфликтных эпизодов-вариаций, вытекающих из завязки, разнообразные узлы, перипетии, переломы, переходы от счастья к несчастью и наоборот (все эти термины есть в «Поэтике» Аристотеля). Развитие действия – самый протяженный и неопределенный участок фабулы, о котором часто просто забывают. Любопытный конфуз произошел с учебным «Словарем литературоведческих терминов» советской эпохи. В одной из статей, как и положено в словаре, есть перекрестная отсылка: «Действие см. Развитие действия». Посмотрев в указанном направлении, мы обнаружим, что между раешным стихом и развязкой ничего нет. Упоминание о развитии действия (но не определение понятия) обнаруживается лишь в статье Сюжет[231]

.

Кульминация (от лат. culmen – вершина) – высшая точка развития действия, самый большой конфликтный узел, последнее и главное событийное ВДРУГ (если первым считать вдруг завязки). Этот эпизод фабулы в малых жанрах часто называют пуантой (англ. point – точка, острие).

Развязка – заключительный эпизод, разрешение конфликта, подведение итогов

.

Завязка, кульминация и развязка в развертывании действия обычно соотносятся между собой: в кульминации достигает высшей точки, затягивается в тугой конфликтный узел, а в развязке разрешается, исчерпывается именно то событие, которое обозначилось в завязке.

Изложенную схему можно представить в виде «фабульной гусеницы».

Сюжеты фабульные и бесфабульные

Как сделана «Курочка Ряба»

Корректный, «правильный» пересказ фабулы предполагает предварительную аналитическую работу: выявление и адекватное представление ее частей, элементов.

В простых, малых эпических жанрах действие может сводиться к голой фабуле с минимальным числом осложняющих элементов.

Взглянем с этой точки зрения на известную сказку «Курочка Ряба».

«Жили-были дед да баба, была у них курочка Ряба» – экспозиция, исходная ситуация, изображающая – явно по Гегелю! – беспроблемное бытие, чистую длительность.

«Снесла курочка яичко, не простое, а золотое» – завязка, нарушение равновесия, возникновение коллизии, первого вдруг: яичко оказывается золотым.

«Дед бил-бил – не разбил. Бабка била-била – не разбила» – развитие действия, перипетии, которые включают всего два однородных звена.

«Мышка бежала, хвостиком махнула – яичко упало и разбилось» – кульминация, пуанта, новое вдруг: яичко, которое тщетно пытались разбить дед и баба, разбивается от случайного прикосновения. В основе этого вдруг

– контраст между большим и малым, между сознательностью усилий и случайностью, приводящей к неожиданному результату.

«Плачет дед, плачет баба, а курочка говорит: „Не плачьте, я снесу вам другое яичко, не золотое, а простое“» – развязка, намек на восстановление исходного равновесия, возвращение к прежнему состоянию мира.

Обратимся к более сложному жанру, в котором тем не менее фабула выявляется с такой же чистотой и наглядностью, – рассказу А. П. Чехова «Смерть чиновника»[232].

Мир чеховского текста членится на восемь коротких эпизодов с четко определяемыми темами или мотивами (в том понимании, о котором шла речь выше).

Чиновник Червяков: сидит в театре (1) – внезапно чихает на лысину генерала (2) – извиняется в зале (3) – извиняется в антракте (4) – говорит с женой и готовится к новому извинению (5) – извиняется в департаменте (6) – приходит к генералу с последним извинением, провоцируя его гнев и собственный ужас (7), – возвращается домой и помирает (8).

Очевидно, что первый эпизод (1) – экспозиция, в которой представлены место и время, главный персонаж и его исходное состояние: «В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор Иван Дмитриевич Червяков сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на „Корневильские колокола“. Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства».

Переход к завязке (2) акцентируется Чеховым, включает – при всей краткости текста – эстетическое размышление о ее природе: «Но вдруг… В рассказах часто встречается это „но вдруг“. Авторы правы: жизнь так полна внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось… он отвел глаза, нагнулся и… апчхи!!!»

Завязкой оказывается не сам момент чихания, который изображен крупно, замедленно, с явной иронией и сопровождается псевдофилософским размышлением о всеобщей природе чихания (это еще ситуация, отсюда действие может пойти в разных направлениях), а его конкретные обстоятельства: чиновник чихнул на лысину чужого начальника, который ничем ему не угрожает.

Развитие действия здесь тоже серийно и сводится к четырем кратким эпизодам, объединенным мотивом извинения (3–6).