Европа XVIII в. могла наконец позволить себе роскошь такой стабилизации. До того времени расчетные деньги, как крупные, так и мелкие по действительной стоимости, испытывали постоянные девальвации, причем некоторые — как турский ливр или польский грош — обесценивались быстрее других. Несомненно, такие девальвации не были случайны; в странах, главным образом экспортировавших сырье, как Польша и даже Франция, наблюдался своего рода экспортный
В любом случае девальвация расчетной монеты регулярно стимулировала подъем цен. Экономист Луиджи Эйнауди подсчитал, что в повышении цен во Франции с 1471 по 1598 г. (627,6 %) доля, обязанная обесценению турского ливра, составляла не меньше 209,6 %91
. Расчетные деньги не переставали обесцениваться до самого XVIII в. Уже Этьенн Паскье писал в своем труде, изданном в 1621 г., через шесть лет после его смерти, что ему отнюдь не кажется удачной пословица «“Его хулят, как старую монету” по отношению к человеку с дурной репутацией… ибо при том, как идут дела наши во Франции, старая монета лучше новой, которая на протяжении сотни лет постоянно обесценивалась»92.ЗАПАСЫ МЕТАЛЛОВ И СКОРОСТЬ ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ
Накануне Революции Франция располагала, возможно, денежными запасами в 2 млрд, турских ливров, т. е. при около 20 млн. жителей по 100 ливров на душу. С небольшим искажением цифр в Неаполитанском королевстве было в 1751 г. 18 млн. дукатов и 3 млн. жителей; на каждого жителя пришлось бы 6 дукатов. До появления американского металла в 1500 г. в Европе было, возможно, 2 тыс. тонн золота и 20 тыс. тонн серебра — цифры эти заимствованы из крайне спорных расчетов93
. При оценке в серебре это примерно 40 тыс. тонн на 60 млн. жителей, т. е. чуть больше 600 г на душу, — цифра ничтожная. ПоНо величины относительны. Речь идет об оживлении слабого денежного оборота, что бы ни воображали современники. Монета в особенности переходила из рук в руки, «лилась водопадом», как выразился в 1761 г. португальский экономист94
; количество денег увеличивалось за счет быстроты оборота, той самой быстроты обращения, о которой подозревал Даванцати (1529–1606 гг.) и которую выявили Уильям Петти и Кантийон (который и употребил впервые это выражение)95. При каждом обороте оплачивались новые счета, а деньги увенчивали все обмены, «как стержень, скрепляющий конструкцию», по выражению современного экономиста. И никогда не оплачивалась вся стоимость покупок или вся стоимость продаж, а только простая разница между ними.В 1751 г. в Неаполе были в обращении 1,5 млн. дукатов в медной монете, 6 млн.-в серебряной и 10 млн-в золотой монете (в том числе 3 млн — золотом в банках), т. е. почти 18 млн. дукатов. Годовая масса закупок и продаж может оцениваться
Ростовщик. При какой угодно денежной системе и во всех странах мира ростовщик был в центре повседневной жизни. «Часослов Рогана. Март» (Heures de Rohan, mois de mars). (Фото Национальной библиотеки.)
около 288 млн. дукатов. Если принять во внимание собственное потребление, зарплату натурой, обменные торговые операции, если подумать, как объясняет Галиани, «что крестьяне, кои составляют три четверти нашего народа, и десятой доли своего потребления не оплачивают наличными деньгами», то цифру эту можно снизить на 50 %. Отсюда возникает следующая задача: как осуществить платежи на 144 млн., располагая 18 млн. денежной массы? Ответ: если каждая монета восемь раз сменит своего владельца96
. Скорость обращения есть, следовательно, частное от деления суммы платежей на денежную массу, циркулирующую в обращении. Следует ли думать, что деньги станут «сыпаться» быстрее, если возрастет объем платежей?Поставить эту проблему помогает закон Ирвинга Фишера. Если массу обмениваемого продукта обозначить через Q, его среднюю цену — через Р, денежную массу — через М, а скорость ее обращения — через V, то уравнение для начинающих экономистов, коротко говоря, примет следующий вид: MV = PQ. Если объем платежей возрастает, то, для того чтобы денежные запасы остались постоянными, требуется, чтобы возросла скорость их обращения, ежели в данной конкретной экономике все остается в равновесии, будь то экономика Неаполитанского королевства или какая-либо другая.
Таким образом, мне представляется, что во время экономического подъема, сопровождавшегося «революцией цен» в XVI в., скорость обращения возросла в таком же темпе, как и прочие элементы уравнения Фишера. Если в конечном счете производство, денежная масса и цены возросли впятеро, то, вне сомнения, и скорость обращения тоже увеличилась в пять раз. Вполне очевидно, что речь идет о средних цифрах, которые отбрасывают вариации кратковременной конъюнктуры (вроде тяжелого спада в делах в 1580–1584 гг.) или вариации локальные.