СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: возможное и невозможное

Наоборот, в определенных пунктах обращение могло достигать ненормальных, исключительных скоростей. Как говорил современник Галиани, в Париже экю могло за двадцать четыре часа полсотни раз перейти из рук в руки: «Во всей вселенной нет и половины тех денег, в которых выражается расход, каковой за год производит один только город Париж, ежели подсчитать все осуществленные затраты, оплачиваемые деньгами, с первого января по последний день декабря во всех сословиях государства, начиная с королевского дворца и кончая нищими, что потребляют на одно су хлеба в день»⁹⁷.

Такое обращение монеты беспокоило экономистов, они видели в нем источник, так сказать, «Протея»^*BP всякого богатства, объяснение абсурдных парадоксов. Один из них пояснял: «Во время осады Турне в 1745 г. и за некоторое время до этого сообщения были прерваны, командование было в затруднении из-за отсутствия денег для выплаты жалованья гарнизону. Догадались взять взаймы из войсковых лавок 7 тыс. флоринов — это было все, что там имелось. К концу недели эти 7 тыс. флоринов вернулись в лавки, откуда они еще раз были позаимствованы. Затем это повторялось в течение семи недель до сдачи города, так что одни и те же 7 тыс. флоринов произвели эффект 49 тыс.»⁹⁸. Можно было бы привести множество иных примеров, скажем майнцские «осадные деньги» в мае-июле 1793 г.

⁹⁹

ЗА ПРЕДЕЛАМИ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ

Но возвратимся к Неаполитанскому королевству в 1751 г. Обращавшаяся денежная масса, по всей видимости, оплачивала половину сделок, но остальная часть была огромна. Без денег обходились крестьяне, без них выплачивали жалованья натурой (топленым салом, солью, солониной, вином, растительным маслом). Лишь мимоходом затрагивало денежное обращение заработную плату рабочих текстильных предприятий, мыловарен, винокурен в Heaполе и других местностях. Работники этих отраслей, правда, принимали участие в распределении денег, но последние немедленно расходовались, уходя тут же на покупку продовольствия, буквально «из рук в рот» (della mano alla docci). Немецкий экономист фон Шрёттер еще в 1686 г. говорил, что одна из заслуг мануфактур — «заставлять переходить из рук в руки больше денег, ибо таким способом они дают пропитание большему числу людей» ¹⁰⁰

. Сколь бы дешево ни оплачивались перевозки, но за них платили наличной монетой. Все это не мешало ни в Неаполе, ни в иных местах существованию экономики натурального обмена и простого воспроизводства на равных правах с подвижной рыночной экономикой.

Ключевым выражением было зачастую baratto, или barattare, или dare a baratto. Baratto — это натуральный обмен, как правило широко использовавшийся в самом центре левантинской торговли: искусство заключалось здесь задолго до XV в. в том, чтобы обменивать на пряности, перец или чернильные орешки ткани и стеклянные изделия Венеции, следовательно, не платить наличными. В XVIII в. в Неаполе обычен был обмен товаров на товары, причем каждый полагался на цены, которые позднее будут зафиксированы властями (так называемые цены «

объявленные», alla voce). Тогда каждую партию товара стали оценивать в деньгах, а затем их обменивали в соответствии со стоимостью товаров. Какой это был кладезь задач для школяров, которые бледнели при виде вышедшей в Риме в 1714 г. «Практической арифметики» («Arithmetica Pratica») Алессандро делле Пурификационе! Barattare — это значит применить тройное правило (la regola di tre

), но к одному из следующих случаев: простому натуральному обмену, например воска на перец; полунатуральному-полуденежному обмену; натуральному обмену на срок, «когда назначают дату для окончательного расчета»… То, что операция эта фигурировала в учебнике арифметики, показывает, что и купцы тоже занимались меновой торговлей, а последняя, как нам известно, позволяла (так же как и вексель) «замаскировать размер процента».

Все это — свидетельство недостатков денежной экономики даже в активном XVIII в., который мы, двигаясь от более ранних эпох, рассматривали чуть ли не как рай. Ведь денежные и рыночные узы не связывали там всю жизнь людей, бедняки оставались вне ячей их сети. К 1713 г. можно было сказать, что «колебания монеты почти не интересуют подавляющее большинство [бургундских] крестьян, кои не имеют наличных денег»¹⁰¹. Такова была крестьянская действительность везде и почти всегда.

Напротив, другие секторы хозяйства, очень преуспевшие, уже боролись со сложностями кредита. Но то были очень узкие секторы.

БУМАЖНЫЕ ДЕНЬГИ И ОРУДИЯ КРЕДИТА

Рядом с металлическими деньгами обращались деньги бумажные (банковские билеты) и деньги «бухгалтерские» (платежи через счетные книги, переводы с одного банковского счета на другой, то, что немец назовет удачным словом Buchgeld, «книжные деньги»; с точки зрения историков экономики, увеличение массы книжных денег наблюдалось с XVI в.).