СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: возможное и невозможное

Или же то был бы по крайности довольно надежный способ, если бы такие процентные отношения было легко установить с достаточной точностью. Те, что предлагает книга Й. Кулишера¹³, представляются, таким образом, чрезмерно высокими, чересчур оптимистическими в сравнении с современными оценками. Не будем уж говорить об утверждении Кантийона, писавшего: «В общем полагают, что половина жителей государства зарабатывает себе пропитание и проживает в городах, другая же половина — в деревне»¹⁴. Недавний расчет М. Рейнара дает для Франции времен Кантийона всего лишь 16 % городского населения. К тому же все зависит от уровня, принятого за базу. Если под словом «город» понимать поселения, имевшие более 400 жителей, то Англия в 1500 г. имела 10 % городского населения, а в 1700 г — 25 %. Но ежели нижней отметкой считать 5 тыс. человек, то в 1700 г. процент составит только 13, в 1750 г — 16 и в 1801 г — 25. Вполне очевидно, таким образом, что пришлось бы переделать все расчеты, исходя из единого критерия, прежде чем мы сможем с должной убедительностью сравнивать степень урбанизации различных регионов Европы. Сейчас же можно самое большее только наметить какие-то особенно высокие или особенно низкие уровни.

Если обратиться к нижнему уровню, то самые скромные цифры в Европе относятся к России (2,5 % в 1630 г., 3 — в 1724 г., 4 — в 1796 г. и 13 % в 1897 г.)¹⁵. Следовательно, 10-процентный уровень для Германии в 1500 г. отнюдь не представлялся бы незначительным в сравнении с цифрами для России. Нижний уровень-это и английские колонии в Америке в 1700 г., когда Бостон насчитывал 7 тыс. жителей, Филадельфия — 4 тыс., Ньюпорт — 2600, Чарлстон — 1100, Нью-Йорк — 3900 жителей. И тем не менее с 1642 г. в Нью-Йорке, тогда Новом Амстердаме, голландский кирпич «на современный манер» сменил дерево в строительстве домов: очевидный признак возросшего богатства. Кто бы не признал городской характер этих еще незначительных центров? В 1690 г. они представляли то «городское напряжение», какое допускало общее население в 200 тыс. человек (плюс еще какое-то его число, рассеянное по обширному пространству), всего 9 % этого населения. К 1750 г. населения Японии, уже тогда многочисленное (26 млн. жителей), включало будто бы 22 % горожан¹⁶.

Для высокого уровня более чем вероятно превышение 50 % отметки для Голландии (140 180 горожан из общего населения в 274810 человек, т. е. 51 % в 1515 г., 59-в 1627 г., 65 % в 1795 г.). По данным переписи 1795 г., даже провинция Оверэйссел, определенно не самая передовая, достигла уровня 45,6 %¹⁷

.

Чтобы интерпретировать такую гамму цифр, остается узнать, с какого момента (быть может, около 10 %?) урбанизация населения достигает «первичного уровня эффективности». Не было ли в дальнейшем и другого значимого порога, около 50 или 40 %, а то и меньше? В общем, не существовало ли порогов à Іа Вагеман, начиная с которых все обнаруживало бы тенденцию изменяться само собой?

ПОСТОЯННО ВОЗОБНОВЛЯЮЩЕЕСЯ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

При зарождении и на всем протяжении жизни городов в Европе и в других регионах важнейшей была и оставалась одна и та же проблема: речь идет о разделении труда между деревней и городскими центрами, разделении, которое никогда окончательно не определялось и неизменно вновь и вновь возобновлялось. В принципе в городе располагались торговцы, сосредоточивались функции политического, религиозного и экономического управления, ремесленное производство. Но только в принципе, ибо такое разделение продолжало колебаться, склоняясь то в одну, то в другую сторону.

В самом деле, не будем думать, что такая разновидность классовой борьбы разрешалась сама собою

(ipso facto) в пользу города, который был сильнейшим из двух партнеров. Не нужно также думать, будто деревня, как это обычно говорится, по необходимости предшествовала городу во времени. Конечно, часто бывало, что развитие «сельского окружения в силу прогрес-

Город нуждался в близлежащей деревне. Сцена на рынке, картина Жана Мишлена (1623–1696 гг.): продавцы — это крестьяне, доставившие свои продукты. (Фото Жиродона.)