Сценарий известен

Сегодня в ещё не проснувшейся голове Володьки сквозь дурманящую сонливость, когда ещё смутно различаешь ночные фантазии и явь, зародилась мысль об Ирине. И кто сказал, что источником любви является сердце человека? Может быть, это придумали женщины? Володькино чувство зарождалось в голове с неясных обрывочных и коротких мыслей о девушке. Но постепенно мысли эти разрастались и наполнили собой всё пространство его мужского скептического мозга. Весь день его терзало чувство вины от своей неуклюжести, никогда Володька не был дипломатом, всегда рубил правду-матку, из-за чего, правда, часто страдал, но и был уважаем своими солдатами на фронте. С девушками двадцатишестилетний лейтенант тоже не отличался деликатностью. И вчера, как медведь в посудной лавке, испортил своими резкими высказываниями впечатление о себе. Да и Ирина была девушкой необычной, некий ореол загадочности окружал её хрупкий образ, и Володька, к своей досаде, никак не мог разобраться в причинах её скрытности. Что-то печальное томилось в глубине её больших светлых глаз, которые будто жили не внешней жизнью, а пребывали где-то далеко, за границами его, Володькиного, знания.

Был шестой час вечера, когда быстрые ноги Володьки принесли его в дом культуры. Он ещё сам не придумал, зачем он туда идёт, к кому, собственно, идёт и что будет говорить. В этот день на сцене показывали представление самодеятельного студенческого театра. Играли «Грозу» Островского. Володька ворвался на галёрку, когда Катерина произносила свой предсмертный монолог. В зале было много свободных мест. Увидев Константина в своём любимом кресле, Володька плюхнулся рядом.

– Привет! – бодро поприветствовал он своего приятеля, но тот сделал вид, что очень увлечён действием на сцене и ничего не ответил. Володьке ничего не оставалось, как тоже уставиться на молоденькую актрису.

– Ты зачем пришёл? – как-то грубо шепнул Константин, когда монолог закончился. Удивленный таким резким приветствием, Володька не нашелся, что сказать.

– Не ходи к ней больше… – твердо и как-то высокомерно продолжал художник, – ты не думай, я так говорю не потому, что сам на неё виды имею, ты сам прекрасно знаешь, как я к женщинам отношусь. Просто не твоё это… Понимаешь? – неторопливо произнёс он и снова уставился на сцену. Артисты стали выходить на поклон, зрители аплодировали, кто-то даже подбежал к сцене, чтобы подарить Катерине цветы.

Константин был человеком высокомерным и себе на уме, и Володька всегда чувствовал, что тот общается с ним с неким снисхождением, как будто делает одолжение. Конечно, он художник, занимается искусством, всю свою жизнь посвящает важному ремеслу. Такие мирские проявления жизни, как женщины, друзья, заработок, его не интересуют. Он как монах, трепетно молящийся лишь одному Богу, и потому людей, не посвященных в это таинство создания настоящего произведения, он не воспринимал как равных себе. Пусть сейчас они что-то значат в этой жизни, их кто-то любит, кто-то в них нуждается, но в вечности они, со своей мирской суетой, не останутся, и только он, испытывающий совершенное презрение к славе и признанию, останется, ибо всё смертно и только искусство вечно.

Искупав молодых артистов в овациях, зрители стали расходиться. Володька сначала тоже рванулся уйти, но потом оскорбленное самолюбие стало брать верх, выдержка и самообладание стали покидать его.

– Это ты что ли решил, что не моё? – громко, с вызовом сказал он, и это был не вопрос, эта фраза имела ту типичную интонацию, при помощи которой часто мужчины пытаются доказать своё превосходство над соперником.

– Да ты же ничего не знаешь. Шёл бы ты лучше к своим грудастым, мало что ли у тебя их? – Константин тоже говорил громко, пытаясь перекричать шум в зале, но абсолютно спокойно, как будто на самом деле предмет спора его совсем не волновал. Этим спокойствием он ещё больше злил Володьку, который заводился с пол-оборота.

– Мало-немало, не твоё собачье дело. И чего это я такого не знаю? Ты, Шишкин недоделанный? – даже столь резкое высказывание нимало не смутило Константина и не вывело его из равновесия.

– Ты ведешь себя, как школьник! – хладнокровно заметил он. – Ирина прошла через плен. У неё всё не так просто!

– А может, это ты всё усложняешь? У тебя всё сложно, у неё всё сложно. Любите вы, художники, тумана на всё наводить, – Володька рванул с места и быстрым уверенным шагом вышел из дома культуры.

Наверное, нужно было идти домой, чтобы успокоиться, прийти в себя. В сущности, ничего такого не произошло. И с чего это Константин решил, что он предъявляет права на эту девушку? Подумаешь, один раз до дома проводил. Но чем дольше он так рассуждал, тем совестливее ему становилось оттого, как он сейчас неискренен с самим собой. Впервые после расставания с Ниной внутри него стала зарождаться симпатия, как будто кто-то щекотал внутри него пушистым перышком каждый раз, как только он вспоминал об Ире…