Разместившись на квартирах гостеприимных хозяев, мои однокашники пошли гулять по поселку. Я тоже не удержался от желания побродить по окрестностям. Мне охотно составил компанию новый знакомый Саша Виноградов, второкурсник с французского отделения. Его яркой особенностью были глаза, черные даже при солнечном свете, и, казалось, что они не имели зрачков. У Саши пробивались, как у школьника старших классов, жидкие черные усики. Он их не брил, в отличие от волос на щеках и подбородке, которые росли редкими пучками как у китайца. Стройный и гибкий, он ходил по кошачьи пружинисто, и в нем угадывалась ловкость и сила, несмотря на обманчивую изящность фигуры.
Сразу за нашим домиком, метрах в двадцати, возвышалась каменная гора, на вершине которой невесть каким образом росли сосны. Сосны росли везде, и весь поселок, состоявший из пары десятков добротных деревянных одноэтажных и двухэтажных домов, а также нескольких кирпичных зданий, тоже стоял среди сосен. Мы шли среди валунов, больших и маленьких, их оказалось много, но они таким естественным образом вписывались в природу наряду с вековыми соснами, что казались единым целым и заставляли думать, что их разбросали специально. Невольно возникало сравнение с садом камней, только стихийным и этим замечательным.
Я знал, что валуны, рассеянные по всему району Карельского перешейка, - это следы продвижения ледника. И многочисленные, глубокие озера появились после таяния огромных ледяных глыб там, где рельеф местности особенно понизился. Вся Карельская возвышенность состояла из холмов, покрытых хвойными и смешанными лесами.
Около километра мы прошли по тропинке, мокрой и грязной среди трав, но сухой и твердой на возвышенности, где постепенно начинается скальный ландшафт, и наткнулись на каменоломню, где, наверно. когда-то давно добывали гранит.
У разрушенной часовни, которая попалась нам по пути, два бородатых молодых мужика копались в земле лопатами. Увидев нас, они настороженно с минуту смотрели на нас, и, проводив взглядом, снова занялись своим делом.
Мы спустились вниз к живописному озеру. Несмотря на пологость спуска, идти нам пришлось осторожно из-за скользких мхов и лишайников.
Берег, как и вся местность с ее сосновыми лесами, оказался песчаным. Над синей гладью озера возвышались верхушки валунов. Я не мог представить, какой величины могли быть камни, ведь озера перешейка очень глубокие и некоторые достигают пятидесяти метров. Берега озера покрывал смешанный лес вперемешку с соснами. Прозрачная вода посреди сосен и валунов манила, и мы решили искупаться. Вода обожгла холодом, хотя, говорят, в сентябре озеро теплее, чем в июне, потому что долго прогревается и долго остывает. Из воды мы выскочили с гусиной кожей, но бодрые и полные сил, словно Иванушки, которые окунулись в чан с "живой водой".
- Володь, я сейчас буду петь, - заявил вдруг Саша. Увидев мое удивлённое лицо, он усмехнулся и сказал:
- Не бойся, я хорошо буду петь.
Он запел арию Кончака из оперы "Князь Игорь".
Здоров ли, князь?
Что приуныл ты, гость мой?
Что ты так призадумался?
Аль сети порвались?
Аль ястребы не злы и с лёту птицу не сбивают?
Возьми моих!
Сначала я опешил, потом по телу прошла дрожь, потом у меня выступили на глазах слезы от какого-то невыразимого счастья. Я слышал совершенный голос. Это был невероятной красоты баритон.
Всё пленником себя ты здесь считаешь.
Но разве ты живёшь как пленник, а не гость
мой?
Ты ранен в битве при Каяле
И взят с дружиной в плен;
Мне отдан на поруки, а у меня ты гость!
Когда Саша закончил:
"У меня есть красавицы чудные:
Косы, как змеи, на плечи спускаются,
Очи чёрные, влагой подёрнуты,
Нежно и страстно глядят из-под тёмных
бровей.
Что ж молчишь ты?
Если хочешь, любую из них выбирай!",
я обнял его в порыве душевного восторга и благодарности за счастье встретить талант, который есть в человеке и который не дает душе черстветь и гонит прочь уныние.
Он снисходительно похлопал меня по спине и самодовольно промолвил: "То-то". Он уже знал цену своему голосу. Я немного смутился, но не устыдился своего порыва. Когда я попросил его спеть что-нибудь еще, он с удовольствием спел эпиталаму Виндекса "Пою тебе, бог Гименей" из оперы Рубинштейна "Нерон" и готов был петь еще, но на другом берегу озера стал собираться народ из местных, и мы ушли.
После нехитрого ужина из картошки с отварной рыбой, солеными огурцами и чаем, который нам приготовила хозяйка, баба Нюра, мы, сытые и благодушные, завалились на наше новое ложе на полу, солому, покрытую дерюгами.
Было нас четверо, все второкурсники, но с разных отделений. Кроме Саши Виноградова и меня, в доме бабы Нюры поселились Боря Ваткин с немецкого отделения, который дружил с Сашей, и Иван Силин, как и Саша Виноградов, "француз".
- Баба Нюр, а что это за бородатые мужики копают что-то у часовни? - лениво спросил Саша Виноградов
- Эти-то? Да клад ищут, - засмеялась наша хозяйка. - Их много тут лазит. Особенно к осени. Как осень, так и валят косяками.
- Какой такой клад? - удивился Силин.