Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея

– Да, то бишь Игнатий Кирилыч… Ну да ведь это все равно… Алексей, Игнатий… Одним словом, Стукин, будущий директор… Чего ты, Матильдочка, смеешься? Я говорю: будущий… Лет через двадцать пять, через тридцать мосье Стукин наверное будет директором нашего банка… ежели только доживет… – сказал Хрустальников и захохотал. – Тебе сколько лет, Стукин? – спросил он.

– Хе-хе-хе… Шутник вы, Лавр Петрович, – захихикал Стукин.

– Ну, сколько же, однако? Не стыдись, говори. Что тебе свои годы скрывать? Ведь ты не баба.

– Сорок пять-с…

– Ну, вот видишь… Через тридцать лет тебе будет семьдесят пять, ты разбогатеешь, захватишь в свои руки доброе количество наших акций и будешь директором. Кланяйся же Матильде Николаевне. Ну, расшаркивайся, расшаркивайся, как я тебя давеча учил. Вот так. Дай ему, Матильдочка, поцеловать ручку. На, целуй… Вот так… Хороша ручка-то? Хороша? Чего ты улыбаешься? А посмотри, повыше-то какая! Посмотри, локоток-то какой!

– Да что вы, Лавр Петрович… – с неудовольствием отдернула руку Матильда Николаевна, но Хрустальников успел уже отвернуть рукав капота и показать Стукину ее руку.

– Хороша? – приставал он к Стукину.

– Очень прекрасная-с… Уму помраченье.

– Ну, то-то. Однако, брат, я теперь вижу, что у тебя губа-то не дура. Ты тоже понимаешь толк в апельсинах. Ну, Матильдочка, теперь пои нас чаем… Пои и будь с гостем поласковее. Это тот самый Стукин, который и о котором… Ну да ты знаешь.

Они вошли в роскошный будуарчик.

– Садись, Стукин… Что же ты стоишь? – сказал Хрустальников, сел на диван и закурил сигару. – Вообще при нем прошу не стесняться, – обратился он к Матильде Николаевне. – Ну, Стукин, рассказывай нам что-нибудь.

Стукин сидел на кончике стула и глупо улыбался.

– Что же я буду рассказывать, Лавр Петрович? – отвечал Стукин.

– Как что? Что знаешь, то и рассказывай. А не умеешь рассказывать, так пой. Ну, спой что-нибудь. Спой какой-нибудь чувствительный романс Матильде Николаевне.

– Я не пою-с.

– Как не поешь? У Матильды Николаевны вон даже собачонка Путька поет, когда Матильда Николаевна на пианино заиграет. Путька поет, а ты петь не умеешь? Вздор!

– У кого угодно из служащих спросите, что не умею петь.

– Ты часто бываешь в опере?

– Редко-с… Помилуйте, Лавр Петрович, из каких доходов?

– А вот ежели Матильде Николаевне ты понравишься, если звезда твоя взойдет, то и доходы твои поправятся. Знаешь, Мотичка, он даже бороду обрил сегодня, чтобы тебе понравиться.

– Да полноте вам, Лавр Петрович, оставьте… – остановила Хрустальникова Матильда Николаевна. – Вы холостой или вдовый? – обратилась она к Стукину.

– Как есть холостой, самый настоящий холостой-с. Вот уж Лавр Петрович наводили справки, – отвечал Стукин.

– Одни живете?

– С сестрой-с… Сестра у меня вдова… Но сестру можно и побоку, если ей дать двадцать рублей в месяц.

Она папиросы набивает. Очень многие из наших конторщиков у ней покупают.

– Нет, Стукин, нет, это неинтересно. Ты об чем-нибудь другом… – перебил его Хрустальников. – Ты лучше позабавь чем-нибудь Матильду Николаевну.

– Ей-богу, уж не знаю, Лавр Петрович, как позабавить.

– Расскажи какой-нибудь анекдот.

– И анекдотов не знаю. Разве рассказать вам, как я тонул в прошлом году в Фонтанке?

– Ну вот, вот… Расскажи… Пьяный?

– Я, Лавр Петрович, не пьянствую. Я вина пью самую малость.

– Отлично, отлично! Этим ты можешь снискать расположение у Матильды Николаевны. Так рассказывай, Стукин.

– А вот мы лучше перейдем в столовую. Самовар уже готов. Там мосье Стукин нам и расскажет, – перебила Матильда Николаевна.

– Лив самом деле, – согласился Хрустальников. – Снимайся, Стукин, с якоря и пойдем в столовую. Ты вот что, Мотичка, ты нам хереску бутылочку достань хорошенького. Он хоть и мало пьет, а хереску перед чаем выпьет. Это развяжет у него язык. А то он сидит словно язык проглотил. Так вели хереску.

– Сейчас. Я и сама с вами полрюмки выпью. У меня что-то под ложечкой щемит… – отвечала Матильда Николаевна.

– Ах ты, моя добрая и послушная цыпочка! – проговорил Хрустальников, привлек к себе Матильду Николаевну и поцеловал. – Не смущайся, Стукин, не смущайся, – прибавил он. – Это я на правах отца. Ну, пойдем, пойдем в столовую. А какой, брат, у меня здесь херес, так просто пальчики оближешь! – Хрустальников причмокнул.

Они отправились в столовую.

Глава VI

У невесты за чаем

Хрустальников и Стукин пили чай у Матильды Николаевны. Висевшая с потолка лампа приятным светом озаряла опрятный томпаковый самовар вазочкой, чайный прибор и бутылку хереса на подносе, окруженную рюмками тонкого дорогого хрусталя. Матильда Николаевна разливала чай, Хрустальников сидел по левую руку от нее, глумился над Стукиным, глупо острил и так усердно хохотал, колыхая объемистым брюшком, что то и дело заставлял лаять маленьких собачонок, приютившихся за столом.

– Что это вы сегодня какой-то особенно веселый? – спросила Матильда Николаевна. – Хохочете, как какой-нибудь…

Она не договорила.

– Пообедал, матушка, хорошо пообедал, – отвечал Хрустальников. – Были у меня три нужных человека, так вот с ними…