Ступая по шёлку

— Разве женщине позволительно?..

— Конечно, Айола. Если женщина хорошая жена своему мужу, заботится о нём, его духе и теле, что является первостепенной обязанностью жены, она может обучаться грамоте. Только мужу её решать, обучаться ли его жене или нет, но часто образованные отцы учат своих дочерей, и такая невеста желанней в хороший дом, полный сытости и достатка.

— Как же женщина может одновременно быть покорной рабыней своему мужу и образованной, словно она сама муж?

— Мудрая женщина может, Айола, мудрость же женщины приходит с годами и пониманием мироустройства…

— Ирима была обучена грамоте?

— Нет, она никогда не стремилась к этому.

— Что же её интересовало? — Айола осеклась, но лицо Горотеона не дрогнуло, и она посчитала, что не пересекла черту дозволенности.

— То же самое, что и всех женщин — украшения, шелка, наряды, благовония и крема. Всё, что делает жену прекрасней в глазах мужа своего. То, что так мало интересует тебя, Айола.

Младшая дочь Короля почувствовала, что щеки её покрылись стыдом. Она попыталась справиться с собой, но вскоре пожар щёк перешёл и на лоб, кончики ушей, спрятанные под мантильей, а с шеи опустился вниз, под нижнее платье.

— Не надо сравнивать себя с Иримой, Царица. Старуха много говорила тебе, и многое из этого правда, но многое и плод её старческого воображения. Она была преданной рабыней Иримы с младенчества её, и возносила её достоинства. В глазах старухи Ирима была прекраснейшим созданием, лучшей Царицей, которая может быть у Дальних Земель, и лучшей женой мужу своему.

— А в ваших? — Айола замерла.

— В моих тоже, иначе бы она не была моей женой столь долго, Айола. Но неумно мужу сравнивать своих жён вольно или невольно, жён, рождённых в разных условиях, получивших разное воспитание, как никто не сравнивает луну и солнце, зная лишь их отличия и принимая их. Ты должна помнить одно — я выбрал тебя себе в жёны, значит, посчитал тебя лучшей Царицей для Дальних Земель… а женой, женой ты научишься быть, Айола. Это наука не так хитра, как может показаться, — с этими словами он поднял девушку, — поцелуям ты уже научилась, моя Царица.

Он целовал долго, пока голова Айолы не закружилась, и в животе не стало горячо, но даже тогда он давал немного отдышаться и снова целовал, и снова, и снова.

— Позволь снять с тебя платье, Айола.

— Я не знаю, как снимается этот пояс.

— Я знаю.

— Откуда, разве наложницам и Царице не полагается приходить в покои Царя Дальних Земель в халатах?

— Так и есть, тем не менее, я знаю.

— Откуда же?

— Айола, я прочитал об этом в одной из бесчисленных книг, которые мне удалость прочесть за свою жизнь, такой ответ тебя устроит? — глаза Горотеона, цвета камня «дымчатый кварц», улыбались.

— Это кажется логичным, если только об этом пишут учёные мужи.

— Айола, когда ты освоишь грамоту, ты будешь удивлена, узнав, о чём на самом деле они пишут, — с этими словами он поставил её на ноги и легко расстегнул причудливые крючки на поясе и спине платья, снимая его по плечам и бёдрам Айолы, пока оно не упало красным облаком к ногам Царицы, и она не переступила через него, держась за руку Горотеона.

Нижнее платье из нескольких слоёв тончайшего шелка снималось просто — стоило лишь дёрнуть за тесьму на шее, и Айола предстала нагой пред своим мужем. Руки его сняли тяжёлые гребни, которые держали мантилью на голове Царицы, и теперь только волосы, струящиеся, подобно потоку воды, украшенные жемчугом, прикрывали тело младшей дочери Короля.

— Ты можешь раздеть меня, Айола, я покажу — как. — Царица внимательно смотрела за движениями пальцев Горотеона и потом повторяла их, когда же он предстал перед ней нагой, стон желания сорвался с губ девушки.

Медленное раздевание, почти без прикосновений и поцелуев, родило в теле Айолы сильное желание, чтобы муж вошёл в неё, как и полагается входить мужу в жену свою. Она переступила с ноги на ногу в нетерпении и посмотрела в глаза своему Царю, забывая, что ей не следует этого делать.

— Царица… — звук, сорвавшийся с уст Горотеона, не был похож на его обычный бархатный голос, который завораживал, словно окутывал бархатом. Звук этот был подобен густому и терпкому вину, что пробовала однажды Царица в этих покоях, подобно вину этот звук пьянил.