Ступень 5. Бегство в Эдем (СИ)

Осталось решить, что делать с моей болезнью. По-видимому, я простудился, ночуя на холодной сырой земле. Простуду в империи легко лечили специально для этого разработанными препаратами, но мне это не грозило - ни аптечки под боком, ни медучреждения поблизости я не наблюдал. Как-то слышал, что простывшему человеку необходимо согреться, для чего можно использовать обычный огонь. Чтобы развести огонь, необходимы дрова. Дров вокруг полно, осталось только суметь их поджечь. Читал, что одним из способов добывания древними людьми огня является трение. Что ж, если я не хочу заболеть ещё сильнее, нужно собирать дрова и разжигать костёр. Приняв решение, я развернулся и потопал в лес за дровами.

Сказать легко, сделать оказалось значительно сложнее. Никогда не думал, что лес и дрова - суть абсолютно разные понятия. Наличие леса вовсе не означает наличия дров, при условии, что у тебя отсутствуют орудия труда, превращающие одно в другое. Да, деревьев в лесу вокруг меня было много - целый лес, но вы когда-нибудь пробовали голыми руками порубить на дрова дерево, которое даже обхватить не можете? Нижние ветви у этого дерева растут на высоте примерно в три моих роста, и это самое маленькое дерево, которое я нашёл. Причём бурелома и пригодного для дров сухостоя в лесу, оказывается, нет! Деревья, которые отмирают, так и продолжают стоять, пока их древесину не сожрут многочисленные насекомые, и только после этого падают на землю. Пару таких деревьев я даже нашёл - боковые ветки у них давно уже сгнили, превратившись в труху, а сделать дрова из стволов можно было исключительно с помощью специализированной лесозаготовительной техники - настолько массивными они оказались. Отчаявшись, я попытался наломать дров из кустарника, но его побеги оказались настолько гибкими, что не столько ломались, сколько гнулись, после чего расщеплялись на волокна, которые невозможно было порвать голыми руками. Пока я мучился с заготовкой дров, начало темнеть. До получения огня дело даже не дошло - так и не заготовив дров, я в потёмках добрался до своего ручья и, напившись, завалился спать.

Утро показало, что болезнь прогрессирует - температура подскочила, меня бил озноб, на лбу выступила испарина, а по всему телу разлилась предательская слабость. Правда, почувствовал я её тогда, когда поднялся на ноги. Идти в таком состоянии нельзя... Но надо. Лёжа на земле, я никогда не выйду к людям, а ведь неизвестно, какое в этой местности сейчас время года. Судя по растительности - лето, но может быть как поздняя весна, так и ранняя осень. Точнее можно сказать, если на протяжении достаточно длительного отрезка времени наблюдать за восходами и заходами солнца. Если продолжительность дня растёт - весна или начало лета, если убывает - осень. Хотя, если судить по созревшим плодам на кустах, то скорее всего осень, но и тут бывают исключения - некоторые деревья и кустарники плодоносят почти круглый год. Боюсь только, что это не мой случай, и ориентироваться мне нужно на осень, в крайнем случае - на конец лета. А подобное предположение говорит о том, что задерживаться мне нельзя - прокормиться в осеннем лесу, как я уже ощутил на собственной шкуре, несложно, но ведь за осенью обычно приходит зима. Неизвестно, насколько холодные здесь зимы, но даже одну ночёвку в снегу я не выдержу - замёрзну. И нужно мне сейчас, невзирая на болезнь, идти дальше. Что я и проделал...

Шёл я вниз по течению ручья дней шесть или семь - точнее сказать не могу, потому что нескольких дней я просто не помню. Остались лишь смутные воспоминания - я брёл, падал, поднимался и снова брёл, изредка возвращаясь к ручью для того, чтобы напиться. Иногда наталкивался на заросли местного орешника и ел его плоды, даже не ощущая вкуса. Кажется, даже столкнулся с одним из лесных обитателей, делавшим то же самое, что и я - то есть объедавшим орешник. Зверь выглядел как помесь свиньи с оленем, но толком я его внешность так и не разобрал - сквозь мутную пелену в моём сознании я увидел, что мои орехи кто-то без моего разрешения нагло жрёт, и издал по этому поводу возмущённый то ли хрип, то ли рёв. Зверь обиделся и быстро покинул место своей трапезы, хотя мне приятнее было бы сознавать, что он меня испугался.