В туалет зашли двое. Следом еще один. Помещение заполонили плоские шутки. Кто-то дернул ручку дверцы моей кабинки. Еле дождавшись, пока каждый из них запрется в соседних кабинках, я ткнул кнопку на сливном бачке и выскочил из туалета. От всех видеокамер, что только висели на этом этаже, внезапно перестал поступать сигнал. Но тут же, как назло, путь к ординаторской мне пресекло намерение двух рабочих, что готовились выйти из кабинета, располагающегося напротив нее.
Я бросился к лестничному пролету, взбежал по ступеням и на самом верху ненадолго уткнулся в запертую решетку. Оказавшись на чердачном крыле, я осекся. Отслеживаемый ореол доктора Оксмана уже спускался в подземное метро. А далее он сядет в транспорт, который мне не догнать даже километровыми прыжками.
Я протянул растопыренные пальцы к перилам. Послышался железный стон – длинная труба, словно в сладкой истоме, изогнулась, желая подставиться под требовательно протянутую к ней ладонь. Сдерживающие ее штифты не устояли и, коротко скрипнув, выскользнули из своих гнезд. Мои пальцы на ней сомкнулись, руку от неожиданности дернуло вниз. Тяжеловата. Но значения это не имеет.
Дверь, отделяющую чердак от внешнего мира, отбросило в сторону, выдернутый из нее с клоком электронный замок пару раз звякнул о поверхность крыши и исчез в тумане. Не выпуская из рук обломок трубы, я подбежал к краю и решительно вспрыгнул на хромированный бортик. Электропоезд с моей целью уже исчезал в непроглядном мраке тоннеля.
Я перебросил ногу через трубу и тут же почувствовал волевой контроль над ней. Осторожно сместив ее в пространстве, я ощутил, как ступни отрываются от крыши. Сжав пальцы покрепче, я мысленным усилием дернул трубу вперед. Здание за моей спиной отдалилось. Почувствовав уверенность, я прильнул чуть ли не лицом к прохладной трубе и наддал сильнее. Блокада химзаводов пронеслась подо мной смазанным пятном. Вдалеке чудилось ускользающее движение под землей – я уверенно нагонял электропоезд.
В голове, подобно ротору в двигателе внутреннего сгорания, надрывно вращалась, рискуя слететь с оси, настойчивая мысль – она изо всех сил тянула обхваченную ногами трубу вперед, к открывающемуся моему взору горизонту…
А горизонт из поля зрения непрерывно ускользал. Несмотря на все нарастающую скорость, дробью отдающуюся в зубах, моя дистанция по отношению к нему не сокращалась. Я не видел, что находилось за его пределами, и потому довольствовался стремлением лишь к его видимому краю.
Скорость, которую я в итоге развил, буквально вспарывала ткань пространства. Она вынуждала меня сливаться в единое целое с трубой, дабы мою голову и другие выступающие части не сломало встречным ветром. Веки были плотно зажмурены, дыхание задержано.
Это была исключительная скорость. И все же ограниченная. Моим воображением, моим представлением о самом понятии
Позади меня начало вырисовываться бледное облако конденсата. Вспотевшие ладони стали медленно, но неотвратимо соскальзывать. Мысль, от сосредоточения на которой уже буквально зудело в голове, наконец, разжала свои ментальные тиски. Тут же оседланную мной трубу словно отцепил от себя невидимый эвакуатор, но она продолжила безынициативно лететь вперед, уверенно держась на плаву из остатков развившегося ускорения.
Судорожно вдохнув воздух, я позволил себе немного осмотреться. Там, внизу, под тучами, вытоптанный и пораженный, словно грибком, покосившимися и трухлявыми постройками ландшафт сменился на ссохшуюся степь, которую мне не доводилось видеть раньше, по пути сюда. В погоне за пределом горизонта, пределом скорости и собственных сил я забылся и залетел в отчаянную глушь, без всякого намека на цивилизацию. Электропоезда не было нигде. К горлу начала подкатывать истерика.
Остервенело кружа над степью, я все не мог уловить светящийся хвост несущейся где-то под землей кометы. Однако через некоторое время обнадеживающим светом вдруг вдалеке забрезжил ее силуэт, что надвигался прямо в мою сторону. Я с облегчением выругался. Спасло меня изначально верно избранное направление. Оказывается, свою цель я тогда почти сразу догнал, перегнал и оставил далеко позади себя за какие-то полминуты. Поклявшись себе больше не отвлекаться ни на что, кроме загадочной фигуры Оксмана, я поравнялся с электропоездом и неторопливо полетел за ним вслед.
Нигде не было солнца. Сидя на кровле трехэтажного таунхауса, ютившегося на окраине спального района, я внезапно для себя открыл, что в алиеноцептивно отраженном мире, щедро иллюминирующем внутренностями наполняющих его вещей, нигде не было солнца.