Субъект. Часть вторая

– О-о, – он уважительно вздрогнул, – это гость из Англии. Выдающийся физик-ядерщик, по совместительству – магистр наук в области междисциплинарной нейробиологии. Ключевая фигура в этом проекте. Ведь это он изобрел интропозидиум.

– Выдающаяся тварь, вот кто он! – гневно вырвалось у меня. – И где он сидит? Он там? – я вопросительно взмахнул рукой в сторону конференц-зала.

– Да! – воскликнул толстяк. – Он там! Такой высокий… надменный… с кислой миной…

– Расположение, – рыкнул я.

– Кажется, второй от экрана… по противоположному краю от места, где сидел я…

Я напряженно замер. Тут же конференц-зал оказался в засаде моего внимания. Оно вычленило возвышающуюся над остальными, несмотря на свою сутулость, фигуру, что сидела неподвижно и даже, как мне показалось, несколько отстраненно от остальных. Казалось, доктор Оксман не принимал участия в консилиуме, а сидел, безвозвратно погруженный в свои думы.

Голова одной из фигур, что сидела за концом стола, внезапно повернулась в сторону пустующего кресла, затем ее глазные яблоки сместились точно в сторону выхода из зала.

– Он всё знает… всё расскажет, – осторожно напомнил о себе толстяк, – позволь мне его сюда привести… Дай мне помочь тебе!

Глянув на наручные часы, фигура встала из-за стола и направилась на выход.

– Ты готов забыть о том, что здесь произошло? – быстро спросил я у толстяка. Мои глаза лихорадочно забегали по его лысине, координируя меня в поиске местоположения гиппокампа. Связь между его спинным и головным мозгом возобновилась.

– Я никому ничего не расскажу, клянусь, – страстно заверил меня толстяк, с вороватой радостью подобрав под себя реанимированные ноги, – я уже всё выбросил из головы, – он нервно хохотнул и замахал ладошками так, будто отгонял от своих ушей надоедливую мошкару, – ничего не было!..

Попятившись, я зашел в одну из кабинок туалета, прикрыл за собой дверцу и взобрался ногами на унитаз. В то же время отворилась дверца в помещение, вошедший осмотрелся и изумленно уставился на распластавшегося коллегу. В голове бухгалтера уже дотлевали огоньки в один миг вспыхнувших от деактивации нейронов гиппокампа.

– Ты чего тут застрял? – эхом разнесся голос вошедшего.

Нависла пауза.

– Не знаю, – наконец, страдальчески выдавил из себя толстяк. По кафелю шоркнул его ботинок. Он встал. – Муть какая-то…

– Выглядишь неважно. Что ты тут делал?

– Сейчас, погоди, – толстяк помассировал свое лицо руками, – в голове все так размыто. Я вообще не помню, как здесь оказался. Это ж туалет, да? – он на всякий случай огляделся по сторонам.

– А все потому, что кто-то слишком много ел, – с затаенным смешком изрек коллега, – умойся. И давай резче, – его голос утратил искорки смеха, – ты же не хочешь, чтобы твоего отсутствия хватились остальные?

– Сейчас приду, дай прийти в себя, – толстяк подошел к раковине и принялся плескать воду себе на щеки. Дверь в туалет захлопнулась. Вытершись одноразовыми салфетками, он заунывно вздохнул. Еще раз осмотрелся. Взгляд замер на запертой кабинке, где затаился я. Его лицо стало вытягиваться, рот приоткрылся.

Я уже было чертыхнулся и был готов отключить ему сознание совсем, как он тряхнул головой и отвернулся, замерев с непонятной улыбкой на лице, уставившись взглядом куда-то в стык настенных плиток. Я недоуменно наблюдал, теряясь в догадках о мыслях, которые его на данный момент обуревали. Вспомнил ли он меня? А вдруг придуривается?

Внезапно помещение прорезал громкий, похожий на оружейный залп, звук. Пряча скупую усмешку на устах, бухгалтер вышел из туалета.

Глава 27. Теория доктора Оксмана

Где-то через час консилиум подошел к концу. Фигуры ожили, стали подниматься со своих мест, потягиваться, похрустывая точечными вспышками света в своих спинах, затем они спохватились пожать друг другу руки; кто направился на выход, а кто стягивался в горстки продолживших негромко обсуждать итоги принятых решений. Фигура доктора Оксмана с нарочитой увлеченностью закопошилась в бумагах, спешно вынутых из портфеля, и не отрывала от них лица до тех пор, пока конференц-зал не покинули последние, отдельно от всех блуждающие силуэты.

В комнате видеонаблюдения по-прежнему толкались люди. Мне так и не выдался момент, позволяющий незаметно выскользнуть из своего убежища и пробраться до пустующего кабинета ординаторской, где меня дожидалась постукивающая от легкого ветерка створка окна. Тем временем за доктором Оксманом уже съехались створки лифта. Его силуэт, безусловно, выделялся ростом, но, засвеченный множественными слоями стен и бетонных перегородок, на фоне мельтешащих рядом с ним коллег, он мог навсегда от меня скрыться.