Кто бы мог подумать, что мечта рейхсфюрера все-таки слегка осуществится и я окажусь на этой чертовой подлодке – “суверенной территории великой императорской Японии”, – продолжил свои размышления штурмбаннфюрер. – Ведь Скорцени рассказывал мне, когда я стажировался в его частях особого назначения, что “Гиммлер весьма интересуется Японией и довольно хорошо знает ее историю”. А еще до начала войны с Советским Союзом рейхсфюрер якобы приказал, чтобы часть курсантов офицерского училища СС в Бад-Тельце изучала японский язык. Гиммлер собирался полсотни из них послать на стажировку в японскую армию, с тем, чтобы японцы, в свою очередь, тоже прислали своих офицеров в Германию. Мол, была у рейхсфюрера какая-то хитрая задумка насчет Дальнего Востока, но, по-видимому, что-то не срослось… Скорцени тогда еще посмеялся над тем, что у курсантов все познания в японском так и ограничились словами “аригото”, “банзай”, “гейша” и “сакэ”, а затем уже вполне серьезно намекнул, что вся идея, скорее всего, “разбилась о скалу расовой теории”. Как доказательство этого предположения “первый диверсант рейха и любимец фюрера” рассказал забавную историю о том, как сотрудник японского посольства решил жениться на немецкой девушке. Вот это был переполох! С одной стороны – друзья и союзники, но с другой ведь – желторожие азиаты! Гиммлер был против, Гитлер, понятное дело, тоже, а Риббентроп, наш милый шеф МИД, был решительно “за!”. В общем, “битва за невесту” длилась несколько месяцев, пока Риббентроп не уломал-таки всех и в расовой теории отыскали лазейку. Счастливый японец заполучил в свою койку дочь великой Германии, а Гиммлера после этого “позорного брака” долгое время мучила изжога и вскоре у него отчего-то пропал всякий интерес к сотрудничеству с “друзьями из Страны восходящего солнца”… Да нет, – подумал Кремер, – ради дела рейхсфюрер, пожалуй, и с изжогой, и с чем угодно смирился бы… Там, конечно, были причины посерьезнее, чем простая неприязнь к азиатам. Скорее всего, “любовь к желтым мандаринам” резко пошла на убыль после того, как японцы вместо нападения на Советский Союз в сорок первом ввязались в “свою личную” войну с америкашками на Тихом океане…»
Размышления штурмбаннфюрера прервал короткий болезненный стон – на своей койке слегка шевельнулся корветенкапитан… вновь тихо застонал, затем, не открывая глаз, быстро и невнятно что-то заговорил… Кремер мгновенно повернул голову в сторону раненого и, напрягая слух, вскочил кошачьим бесшумным рывком и тихо склонился над Хейтцем. Тот продолжал что-то говорить, но слова штурмбаннфюрер, несмотря на все усилия, разбирал с трудом… Бесспорно было одно – корветенкапитан разговаривал в бреду явно не по-немецки! «Та-ак, дружище… – Во взгляде холодных глаз эсэсовца плескалось насмешливое любопытство. – Это на каком же языке вы соизволите болтать, а? Я, конечно, не специалист-полиглот, но, по-моему, это английский… А что, собственно, тут такого необычного? Он вообще-то моряк, а все моряки довольно сносно лопочут на языке Шекспира… Да и кто знает, что делается в мозгах человека, когда он лежит в беспамятстве… Тем более, корветенкапитан геройски шмякнулся башкой о железку! Или… Помнится, умники, преподававшие курс техники дознания и допроса, что-то там говорили о том, что, находясь в “отключке”, человек бредит именно на том языке, на котором думает, а думает он именно на родном, на языке своей матери! Так, так, герр Хейтц… И кто же была у нас мама, а? Ты чьих будешь, мальчик? Ладно, посмотрим… А пока, пожалуй, стоит нанести визит уважаемому господину капитану…»
Накамура нашелся в штурманской рубке, где, разложив на столе карты, справочники и лоции, капитан и штурман что-то выверяли с помощью циркуля и логарифмической линейки. При появлении Кремера капитан, даже не пытаясь скрыть своего недовольства появлением в рубке постороннего, демонстративно прикрыл вычерченный на карте курс большим листом бумаги, что, однако, не помешало даже совершенно не сведущему в морском деле штурмбаннфюреру заметить, что ломаная линия на карте «двигалась» отнюдь не в сторону Ла-Манша и далее через Бискай в испано-португальские воды! Судя по карте, Накамура вел свою «Сен-Току» на север, намереваясь обогнуть Британию и уже затем идти в южные воды Атлантики.
– Виноват, господин капитан, – почти по-японски учтиво поклонился Кремер «первому после Бога», – но могу ли я поинтересоваться, почему вы решили идти на север? Еще раз простите, но я ненароком увидел линию курса… Ведь она ведет на север, верно?