Суд да дело. Судебные процессы прошлого

«Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня не будет в живых, решил утопиться. Дело наше о разводе можете прекратить. Вы теперь и так свободны, а мне туда и дорога; не хочется, а делать нечего. Тело мое, конечно, не найдут, а весной его никто не узнает, так и сгину, значит, с земли. Будьте счастливы. Николай Гимер».

Сегодня можно с уверенностью утверждать, что полиция сработала из рук вон плохо. Конечно, в праздничные дни у нее хватало работы, но все равно можно было бы обратить внимание на то, что утопленник, вытащенный из реки еще живым и умерший от переохлаждения уже в полицейском участке, был обнаружен шестью верстами выше по течению той проруби, около которой нашли пальто Гимера. При подобном рвении якиманских пинкертонов замысел Екатерины Гимер имел все шансы «выгореть», но не тут-то было…

«Покуда смерть не разлучит нас…»

Екатерина, дочь отставного прапорщика, вышла замуж за мелкого железнодорожного служащего из обрусевших немцев восемнадцатилетней девушкой в 1881 году. Поначалу семейная жизнь супругов складывалась благополучно, муж имел неплохие перспективы на службе, у них родился сын Николай. Сейчас уже трудно установить, что явилось причиной их разрыва через два года после свадьбы, но весьма вероятно, что он был во многом связан с пристрастием Гимера к рюмке, которое после расставания начало принимать необратимый характер. Увольнение с работы и смерть матери окончательно подкосили его, и за десять последующих лет он совершенно «спился с круга», существуя на подачки родственников и обитая по многочисленным московским ночлежкам. Тем временем его жена, напротив, стала вполне самостоятельной женщиной, выучилась на акушерку и поступила на работу в медицинскую часть крупной фабрики в Богородском уезде (в 1930 году Богородск был переименован в Ногинск). Там она познакомилась со служащим Степаном Чистовым, из крестьян. Между ними возникли романтические отношения, и Екатерина Гимер начала разыскивать мужа, чтобы убедить его оформить развод.

Лев Толстой и Анатолий Кони

Развод в Российской империи был делом трудным и довольно редким: согласно переписи 1897 года на тысячу взрослых приходилось один-два развода. Бракоразводные дела православных рассматривались духовными консисториями по месту жительства, апелляционной инстанцией был Синод. Основаниями считались прелюбодеяние, двоеженство, добрачная болезнь, препятствующая супружеским отношениям, длительное безвестное отсутствие одного из супругов либо осуждение за тяжкое преступление. Николай Гимер, уже привыкший к мысли, что он одинок, рассчитывая на небольшой ежемесячный пенсион от супруги, согласился выставить себя прелюбодеем. Однако Московская консистория уперлась и в разводе отказала за недостаточностью свидетельств грехопадения мужа. Возможно, консисторские намекали на «барашка в бумажке»; московский митрополит Сергий (Ляпидевский), кстати, их решением остался недоволен и предписал рассмотреть дело еще раз. Однако Екатерина об этом не знала и пришла в отчаяние; оно-то и подсказало ей идею «развязать узел» другим способом…

Снисходительный суд

Николай согласился бросить пальто с документами около проруби, переписать с составленного женой черновика предсмертное письмо и уехать в Петербург. Цена вопроса — 15 рублей единовременно и в дальнейшем пять — ежемесячно. Через четыре недели после его «утонутия» Екатерина Гимер стала Чистовой. Полиция про это дело и думать забыла. Расчет «вдовы» оправдался во всем, кроме одного: она забыла «золотое правило» — нельзя иметь дело с алкоголиком. У ее бывшего мужа в столице предсказуемо возникли проблемы с полицией, периодически «шерстившей» ночлежки. Метрического свидетельства им было недостаточно, и Гимер обратился к градоначальнику с просьбой о восстановлении паспорта, якобы утраченного по пути из Москвы в Петербург. Его сбивчивые объяснения приставу показались сомнительными, о чем тот и поведал грозным тоном. Этого хватило для того, чтобы «новопреставленный» во всем признался. Екатерину Гимер обвинили в двоебрачии, ее первого мужа — в содействии этому. После непродолжительного следствия дело ушло в суд.