«Кто из лиц христианской веры, состоящих в брачном союзе, вступит в новый брак при существовании прежнего, тот подвергается за сие лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и ссылке на житье в Сибирь… Если, однако ж, доказано, что лицо, обязанное прежним супружеством, скрыло сие для вступление в новый противозаконный брак. то виновный в сем обмане подвергается лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение.
Когда ж для учинения такого обмана виновным представлены какие-либо ложные акты или сделан иной подлог, то он подвергается наказанию и за подлог, и за многобрачие.»
Случись подобное несколькими годами ранее, то дело рассматривал бы окружной суд с участием присяжных заседателей. При таком порядке у горе-супругов были бы неплохие шансы на снисхождение, особенно в Москве, где присяжные выносили около 40 % оправдательных приговоров. Об этом прямо писал А. Ф. Кони, заинтересовавшемуся этим делом, товарищ прокурора Московской судебной палаты М. Н. Коваленский: «Разбирайся дело с присяжными заседателями, супруги Гимер были бы несомненно оправданы». Но на их беду в 1889 году, в ходе судебных контрреформ Александра III, был принят Закон «Об изменении порядка производства дел по некоторым преступлениям, подлежащих ведению судебных мест с участием присяжных заседателей», согласно которому дела по 1554-й статье «ушли» в судебные палаты, которые рассматривали их с участием сословных представителей. Такой судебный состав образовывался из пяти коронных (т. е. назначаемых императором) судей и четырех представителей сословий: двух от дворянства (губернский предводитель дворянства и один из уездных предводителей) и по одному от горожан и крестьян. Голоса всех девяти членов такого суда формально были равны, но на практике тон задавали коронные судьи.
Суд отнесся к супругам довольно снисходительно: вместо того чтобы применить третью часть статьи (см. врез), для чего имелись все основания, лишить подсудимых всех прав и отправить на каторгу, он руководствовался первой частью: лишение особенных прав и ссылка в Сибирь. Николай и Екатерина по отдельности подали кассационные жалобы, которые Сенат оставил без последствий. Однако решение это вызвало несогласие нескольких сенаторов, среди них Анатолия Кони, который через десять с лишним лет вспоминал: «…Я… находил, что формальное применение закона к обоим подсудимым, и в особенности к Екатерине Гимер, представляется до крайности жестоким и тяжко поражающим существование последней, и без того глубоко несчастной. Это был яркий случай противоречия между правдой житейской, человеческой и правдой формальной и отвлеченной, и в то время, когда последняя с бесстрастной правильностью совершала свое дело, первая громко, как мне казалось и слышалось, взывала к участию и милосердию». Кони, пользовавшийся огромным авторитетом в юридических кругах, уговорил обер-прокурора уголовно-кассационного Департамента Сената ходатайствовать о замене наказания годом тюрьмы. В результате Екатерина Гимер отсидела после приговора всего три месяца, так как ей зачли работу фельдшером в тюремной больнице во время предварительного заключения.
Наказание подействовало на Николая Гимера благотворно, он смог преодолеть свой недуг и прожил еще несколько лет. Екатерина вернется ко второму мужу, но жизнь ее будет омрачать перспектива увидеть свою историю на сцене (пусть и с изменением ряда существенных деталей) — в 1900 году Лев Толстой закончил пьесу. Узнав об этом, к нему явился 18-летний Николай Гимер-младший и упросил не публиковать произведение. Толстой согласился отложить публикацию. Пьеса увидела свет только в 1911 году, после смерти писателя.