Времеву поначалу везло, затем он стал проигрывать, делал это все более азартно, и проигрыш достиг очень крупной суммы. Тогда Тимофей Миронович обвинил Глебова в нечистой игре, а хозяина квартиры — в содержании шулерского притона. Пропустить это мимо ушей офицеры, пусть и отставные, не могли. С этого момента ситуация могла развиваться строго в двух направлениях: либо сам обвинивший должен был вызвать шулера на дуэль, либо дождаться вызова от него. Оружие выбирал вызванный, это — существенное преимущество; зато вызвавший мог через некоторое время принести извинения, и их часто принимали.
Нюансов в кодексе чести тогдашнего дворянина и офицера было множество, одно несомненно — дело должно было решиться через дуэль. Теоретически можно было вместо нее обратиться в суд, но подменять в деле чести благородный поединок низким крючкотворством — бесчестье еще большее, практически неслыханное!
Неудачливому коллежскому советнику предстояло отдавать карточный долг. Однако этого он делать не собирался. Роковую изменчивость в игре Тимофей Миронович Времев объяснил известным шулерским приемом и деньги платить отказался. Карточный долг — долг чести, но шулерская игра — это позор для дворянина и офицера! Разгоряченный вином, игрой и проигрышем, Тимофей Миронович Времев назвал дом Алябьева притоном шулеров и воров. <…> Оскорбленный Александр Алябьев нанес Тимофею Мироновичу Времеву несколько увесистых пощечин.
Времев не вызвал, и тогда ему было нанесено повторное «оскорбление действием». Кем конкретно и какое именно — доподлинно неизвестно. Известно, что Времев двумя с половиной сутками спустя умер в Чертанове. Было произведено вскрытие, поставлен диагноз — разрыв сердца и апоплексический удар (инсульт) — и дано разрешение на захоронение. Останки Тимофея Мироновича упокоились в Симоновом монастыре.
Как вскоре выяснилось — ненадолго.
Запомнил ли Ровинский издевательское «Алябьев, запиши!», или у него имелся еще какой-то зуб на композитора, но, соединив в уме известие о кончине Времева с циркулировавшими по Первопрестольной слухами о скандальной карточной игре, он распорядился произвести эксгумацию. Исследование останков было поручено группе из шести квалифицированных врачей, которые назвали по результатам повторного вскрытия причину смерти, существенно отличавшуюся от первоначального диагноза — разрыв селезенки. Они же зафиксировали следы побоев в разных местах тела. С их мнением согласился авторитетнейший в вопросах судебной медицины профессор Мухин. Возник вопрос — когда они были нанесены? Без ответа на него невозможно было решить главный вопрос — чьи действия стали причиной смерти воронежского помещика? Однако два выдающихся медика, профессора Мудров и Гильтебрандт, разошлись во мнениях. Последний полагал, что разрыв селезенки мог произойти по разным причинам и быстро привел к смерти, а Мудров — что изменения в селезенке посмертные, а правилен первоначальный «сердечный» диагноз (при этом важно, что первоначально Мудров придерживался согласной с выводами комиссии точки зрения, но затем, как истинный ученый, засомневался и изменил свои выводы). Однако позже уважаемые врачи вместо того, чтобы лезть в бутылку и отстаивать свою несомненную правоту, как это сделали бы многие на их месте, совместно рассмотрели все документы и пришли к согласованному мнению: причина смерти — сердечный приступ. Казалось бы — «в архив!»
Не тут-то было.