Суд да дело. Судебные процессы прошлого

Кружок молодых людей, сложившийся вокруг вольнослушателя Московского университета Николая Ишутина, вдохновлялся идеями Чернышевского. Подобно героям «Что делать?» они организовали небольшую коммуну, имевшую свою кассу взаимопомощи, переплетную и швейную мастерские, бесплатную библиотеку и школу. Неудивительно, что в этой среде, сплошь состоявшей из лопуховых и кирсановых, рано или поздно должен был появиться Рахметов. Казалось, все идет к тому, что им будет сам Ишутин, уже организовавший внутри кружка особую террористическую группу «Ад». Но неожиданно ему пришлось уступить пальму первенства: его двоюродный брат Дмитрий Каракозов (Ишутин в детстве воспитывался в его доме) под влиянием жарких кружковских дискуссий решил убить царя.

Историки по сей день спорят, было ли это решение согласовано с кузеном; по-видимому, все-таки нет, решение было самостоятельным, оно превратилось для Каракозова в навязчивую идею. Ишутинцы вроде бы даже пытались Каракозова останавливать. Но 4 апреля 1866 года у ворот Летнего сада тот выстрелил в прогуливавшегося императора. По официальной версии Александра спасло то, что в последний момент случившийся рядом шляпный мастер Комиссаров, из костромских крестьян, толкнул убийцу под руку.

Дмитрий Каракозов

Очевидцы утверждали, что император поинтересовался у незадачливого террориста, не поляк ли он (что неудивительно: менее двух лет прошло после восстания 1863–1864 годов: тысячи поляков погибли, тысячи были отправлены на каторгу или сосланы в Сибирь, сотни казнены; следующее покушение год спустя действительно осуществит поляк Березовский). На вопрос о том, что двигало несостоявшимся убийцей, Каракозов якобы упрекнул царя в том, что тот обманул крестьян, пообещав им волю, но не дав ее.

Разумеется, жизнь шляпника Комиссарова после 4 апреля круто переменилась: он стал потомственным дворянином Комиссаровым-Костромским, владельцем имения, кавалером российских и иностранных орденов и офицером гвардейского полка. Его чествовали по всей стране как «второго Сусанина», благо родом он был из той же волости, что и герой Смутного времени. На этой почве у «спасителя Отечества» возникли серьезные проблемы с алкоголем, которые, по слухам, и свели его в могилу в возрасте 54 лет.

Часть II. Следствие

М. Н. Муравьев, поставленный во главе следственной комиссии, заявил: «Я счастлив, что поставлен государем во главе учреждения, которое должно служить к открытию злого умысла и преступника. Я скорее лягу в гроб, чем оставлю неоткрытым это зло, — зло не одного человека, но многих, действовавших в совокупности». Каракозов всячески скрывал свое имя и принадлежность к организации, но полиции довольно быстро удалось установить и то, и другое. Среди ишутинцев были произведены аресты.

Брат одного из первых декабристов Александра Муравьева и известного военного Николая Муравьева-Карского, Михаил Муравьев, ставший за успехи в подавлении Польского восстания Муравьевым-Виленским, вошел в историю как «Муравьев-вешатель». Поводом послужил его собственный неуклюжий и зловещий каламбур: после Польского восстания 1831 года один поляк спросил его, не родственник ли он казненному С. Муравьеву-Апостолу; «Я не из тех Муравьевых, что были повешены, а из тех, которые вешают», — ответил Михаил Николаевич.

Каракозова не били, но изнуряли бессонницей. Всего следственная комиссия допросила более сотни человек. Муравьев ставил перед своими сотрудниками задачу не только раскрыть заговор, в существовании которого он не сомневался, но и вскрыть «общественную атмосферу», которая способствовала случившемуся. Досталось и осудившим покушение либералам; журнал «Современник», несмотря на хвалебные стихи Некрасова в адрес Муравьева и Комиссарова, был закрыт.

Сын народа! Тебя я пою!Будешь славен ты много и много,

Ты велик, как орудие Бога,Направлявшего руку твою.Н.А. Некрасов «Осипу Ивановичу Комиссарову»