Суд и государство

Как видно, кризис доверия к государственным институтам есть явление повсеместное. Однако предлагаемые пути его решения отличаются крайней степенью разнообразия и иногда могут показаться довольно странными. Допустим, во Франции и в России население видит в правосудии сильную политическую составляющую, так как судьи назначаются государством. Поэтому когда предлагаются какие-то реформы, то их, как правило, стараются открыто и нарочито обосновать через призму ограничения влияния государства на правосудие. Так, в России постоянно рекламируется суд присяжных[109]

как суд более независимый ввиду того, что он состоит из непрофессионалов. Иногда в ход идет карта развития конкуренции между правоприменительными органами, как это произошло во Франции с созданием в 2013 г. национальной финансовой прокуратуры, полностью автономной от прокуратуры г. Парижа, хотя при этом национальный финансовый прокурор прямо назначается президентом Французской Республики[110]

. В России существует очень сильное и с периодическим постоянством накатывающее давление с целью введения по американской модели в состав судейского корпуса адвокатов. Но оно обычно ничем так и не заканчивается, поскольку не имеет никакого отношения к реальности[111]

. Другие предложения, исходящие от так называемых либеральных российских кругов с целью сокращения любых возможностей взаимодействия между политическими органами и судьями, иногда доходят до абсурда в силу своего максимализма. Так, предлагается в ходе процедуры назначения судей более не осуществлять тщательную проверку личных данных кандидатов, упразднив соответствующую кадровую комиссию, действующую на уровне президентской администрации, поскольку она, дескать, слишком требовательна к кандидатам[112]

. Эта идея вызвала изумление даже со стороны самих судей, столь очевиден риск коррупции и деградации судейского корпуса в случае ее реализации.

В более общем плане возникает следующий вопрос: а может ли правосудие вообще иметь положительный имидж? Не стоит забывать, что функцией правосудия является разрешение споров. В идеальном мире обоснованно проигравшая сторона признает свою ошибку, а само судебное решение поможет ей добиться морального очищения, коего мы ждем от любого члена общества, достойного считаться таковым. В мире реальном, в котором нам суждено жить, обоснованно проигравшая сторона подаст апелляционную жалобу, а затем начнет готовить кассационную жалобу, если имеет на нее право. Но она ни за что не признает справедливость акта правосудия, поскольку такое признание автоматически означает признание собственной неправоты. Увы, но величие человеческой души пока еще не достигло достаточного для этого уровня мудрости. Следовательно, каково бы ни было вынесенное судебное решение, одна из сторон в любом случае останется им не удовлетворена. Данная неразрешимая проблема связана с более общим вопросом о непреодолимом характере противоречия между индивидуальной свободой и цивилизацией. Правосудие является частью цивилизации в том смысле, что цивилизация представляет собой процесс принуждения индивида, а значит, и его индивидуальной свободы[113]. Однако в эпоху, когда индивид считается абсолютным монархом, движимым исключительно собственной суверенной волей, всякое принуждение рассматривается как недопустимое посягательство на его бытие. В связи с этим правосудию ничего не остается, кроме как взирать на ухудшение своего имиджа прямо пропорционально сакрализации индивида-монарха, причем совершенно независимо от качества выносимых судебных решений.