Суд идет. О судебных процессах прошлого: от античности до новейшей истории

Институт частных поверенных существовал после Судебной реформы наряду с присяжной адвокатурой. В отличие от присяжных поверенных, которые могли представлять интересы своих доверителей в любом суде империи, частные имели право выступать лишь в тех судах, от которых имели свидетельство, разрешающее им адвокатскую деятельность. Не имели они и собственных организаций, подобных Советам присяжных поверенных.

Внимание общества было приковано к мултанскому делу. Большую роль в этом сыграли присутствовавшие на первом процессе местные журналисты А. Н. Баранов и О. М. Жирнов. Они опубликовали в местной печати ряд объективных материалов, разоблачавших предвзятость суда, а также привлекли к освещению процесса известного писателя и журналиста Владимира Галактионовича Короленко.

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЗАЩИТНИК

Есть люди, которым, что называется, на роду написано быть адвокатами – неравнодушные к чужой боли, к творящейся несправедливости, они, кажется, только случайно не оказываются защитниками по закону. Среди русских писателей, всегда полагавших свое место в обществе не ограниченным рамками изящной словесности, таких было немало. Но только один эту грань как минимум дважды перешагнул.

Сын провинциального судьи, он мог бы пойти по стопам отца. Но, вопреки сословному предначертанию, юноша не чувствовал влечения к параграфам закона и сенатским решениям: на всю оставшуюся жизнь он выберет путь защитника «по совести», а это в России, как ни крути, – все тот же писатель. Писатель несовременный – мы уже отвыкли от такой литературы, неспешной и основательной, – но как нельзя более своевременный. Дмитрий Быков пишет о нем: «Мы вряд ли будем перечитывать Короленко в поисках ответа на роковые (и в конце концов, безответные) вопросы о человеческой природе. Но когда нам понадобится опора в личном выборе, совет умного и смелого друга, пример жизни честной и в высшей степени талантливой, – мы обратимся к нему. Больше того: если всерьез взволнует нас вечный вопрос о бытии Божьем – мы выслушаем от Короленко единственно верный ответ: сама способность человека ставить такие вопросы и жить в соответствии с религиозными критериями как раз и свидетельствует о Боге лучше любой казуистики. Иными словами, Бог есть постольку, поскольку мы способны быть людьми; и Короленко – чуть не единственный в русской литературе XIX и XX веков – был на это способен ежедневно, ежечасно, в каждом поступке и тексте, и давалось ему это без всякого напряжения. Если нужно поискать в сравнительно недавних временах идеал душевного здоровья, силы и притом освещающей все это радости – вот вам полное собрание очерков и рассказов, вот «История моего современника», вот дело мултанских вотяков и Бейлиса – и давайте, действуйте, не говорите потом, что вам не на кого опереться».

В мултанском деле Короленко ярчайшим образом проявил талант и темперамент именно не присяжного поверенного, обязанного в первую очередь заботиться об оказании правовой помощи конкретному человеку; он, задолго до появления этого института в СССР, стал общественным защитником

, то есть человеком, который не был жестко связан параграфами и статьями, той самой буквой закона, ибо его задача в первую очередь заключалась в защите явления, а не конкретного подсудимого. В СССР такой защитник по поручению трудового коллектива всегда напирал на то, что подсудимый – хороший общественник, и тем самым отстаивал тезис об особенной ценности определенной категории людей. Короленко никто на его роль не уполномочивал, но тем не менее в мултанском деле, а позже – в деле Бейлиса он сам принял на себя защиту не столько человека, сколько принципа: нельзя судить народ. Осуждение семи мултанцев означало для него признание удмуртского народа скопищем варваров.

Тем временем Дрягин подготовил кассационную жалобу в Сенат. Сенаторы, во многом под влиянием мнения обер-прокурора Уголовного департамента Сената А. Ф. Кони, постановили передать дело на рассмотрение новым составом суда.