Суд праведный

— Любопытно… И вы говорите, отец вернулся поздно и был раздражен?

Пётр кивнул. Озиридов, что-то прикинув в уме, склонил голову набок:

— Хорошо… Значит, его потрясло происшедшее с вашей сестрой… Тогда можно попробовать поставить вопрос об аффекте. Пожалуй, я постараюсь помочь вашему отцу… Но вынужден вас предупредить, это будет стоить значительной суммы…

— У меня только сто рублей, — глядя в пол, проговорил Белов.

— Только? Да этой суммы хватит с лихвой, — оживился Озиридов. — Приступим к составлению условий.

Присяжный поверенный выдвинул ящик стола, достал линованный лист бумаги и застрочил пером, повторяя вслух то, что пишет:

— …Поручаю ему, Ромуальду Иннокентьевичу Озиридову, уголовную защиту моего отца, крестьянина Анисима Павловича Белова, в выездной сессии Томского окружного суда в селе Сотниково по обвинению в лишении жизни Кунгурова за обусловленное вознаграждение сто рублей, с тем, однако, условием, что до дня заседания уголовной сессии уплачиваю ему, Озиридову, шестьдесят пять рублей, а остальную сумму, тридцать пять рублей, уплачиваю после судебного заседания в том лишь случае, если моему отцу будет вынесен оправдательный приговор, а если будет по суду только смягчение вины, то вознаграждение в тридцать пять рублей я ему, Озиридову, платить не обязан… — присяжный поверенный поднял голову. — Надеюсь, против такого условия не возражаете?

— Мне всё равно, — глухо отозвался Пётр.

— Любопытно… — покачал бородкой Озиридов. — Расписаться надо. Грамотный?

— Могу.

Озиридов пододвинул Петру исписанный лист бумаги и подал ручку. Пётр довольно чисто вывел свое имя и фамилию.

— Смотри, как ловко! — похвалил Озиридов. — Учился?

— Ага.

— Постой-ка… — вдруг воскликнул присяжный поверенный. — Ты же из Сотниково! Не ученик ли Николая Николаевича?

Услышав имя своего учителя, которого он, с одной стороны, недолюбливал неизвестно за что, а с другой — уважал за то, что тот мог ответить на любой вопрос, Пётр впервые сдержанно улыбнулся:

— В прошлом году к нему в класс ходил.

— Выходит, деятельность Симантовского приносит кое-какие плоды, — как бы про себя проговорил Озиридов. — Обязательно передайте Николай Николаевичу, что Озиридов шлет ему алаверды.

— Как? — не понял Пётр.

— Это по-кавказски значит «Господь с тобой», — улыбнулся присяжный поверенный и громко добавил: — Алаверды! Запомнили, молодой человек?

А Высич тем временем уже второй час кружил по городу, обходя стороной мрачные фигуры городовых в серых шинелях и с шашками на боку, изредка ныряя в аптеки и магазины, чтобы чуть отогреться и осмотреться, нет ли слежки. В легком пальтеце, позаимствованном у приятеля, чувствовал он себя не очень уютно, а главное, не знал, что же ему делать. Самым смешным в его положении было то, что он никак не мог припомнить, с какого, собственно, момента за ним увязалось очередное «гороховое пальто». Вдруг это случилось, когда он только-только вышел из дома присяжного поверенного? Нет, возвращаться туда было нельзя ни в коем случае! Высич ощупал в кармане тощий бумажник и усмехнулся. Все деньги, высланные в Нарым его маменькой, все еще надеющейся, что блудный сын в конце концов образумится, остались в квартире Озиридова.

— Фортуна! — без особого уныния вслух проговорил Высич. — Хоть револьвер продавай!

Он поднял воротник в тщетной надежде, что от этого станет теплее, и, уже не оглядываясь, устремился вниз по Николаевскому проспекту к толпившимся у Новобазарной площади извозчикам.

— Милейший! — окликнул он крепкого мужика с лопатообразной бородой, сидящего на облучке и глубокомысленно закидывающего в заросший рот крупные кедровые орехи.

— Садись, барин, с ветерком промчу! — мгновенно обернулся извозчик.

— Мне далеко надо.

— Поди, не на край света? — загоготал тот.

Высич улыбнулся:

— Не совсем. В Сотниково.

— Знаю… — потускнело лицо извозчика. — Токмо мы, барин, туды не ездим. Верно ты сказал, далече… — потом лицо его оживилось: — Давай, барин, я тебя до Усть-Ини домчу! А там, глядишь, какой мужик подвернется. Дорога-т проезжая. Соглашайся, барин. Верный совет даю.

Поразмыслив совсем немного, Высич пришел к выводу, что вариант вполне достойный. Махнул рукой:

— Бог с тобой! Поехали.

Извозчик подождал, пока седок укроется медвежьей полостью, крутнул в воздухе кнутом, гикнул:

— Э-э-х! Растудыть твою!

Вскоре Высич уже стоял у мостка через небольшую речушку, впадающую в Иню.

— Ты, барин, токмо на месте не торчи, враз закоченеешь, — напутствовал его извозчик, выворачивая лошадь. — Побегай али вон в кабак загляни, прими для сугреву.

Высич снисходительно слушал его советы. Совсем недавно он, прежде чем прибиться к обозу, везущему из Колпашево в Томск пудовых осетров, протопал по тайге столько верст, что и вспоминать не хотелось.

Так случилось, что несуразную на фоне темного соснового бора одинокую фигуру в папахе, не прикрывающей ушей, и в городском пальтишке на рыбьем меху первым заметил возвращающийся из города Пётр Белов. Еще больше он удивился, услышав:

— Слышь, паря! Ты не мимо Сотниково едешь?

— Да в самое, — хмуро отозвался Пётр, натягивая вожжи.

— А меня с собой возьмешь?