Суд праведный

Симантовский попытался вырваться и совершенно случайно оставил царапину на руке пристава. Тот замер от изумления, но уже в следующий момент сильным толчком отбросил учителя к столу. Не удержавшись на ногах, Симантовский упал и ударился ключицей о массивную ножку.

— Больно… — заскулил он.

Пристав, неторопливо поскрипывая блестящими сапогами, приблизился:

— Где он?

Скрючившись на полу, Симантовский смотрел на него снизу вверх, потом скривился и почти выкрикнул:

— У Варначихи! Петька его туда повел! С поселения он сбежал, документов нет..'

Платон Архипович вынул носовой платок, промокнул царапину, брезгливо поморщился:

— Оружие у вашего друга имеется?

— Не знаю, — поднимаясь с пола, отозвался Симантовский и обидчиво произнес: — Какой он мне друг? Учились когда-то вместе… Приехал под вечер, мне и деваться некуда…

Збитнев сурово окинул учителя взглядом:

— Чтобы из дома… ни-ни!

Через полчаса становой пристав, уже вместе с урядником, держа в руке керосиновый фонарь, подошел к тропинке, ведущей в лог, к землянке бабки Варначихи. Сзади, с угрюмыми лицами, на которые падали красные отблески чадящих факелов, шло несколько самых «надежных», собранных урядником, мужиков, вооруженных кто вилами, кто топором, кто просто дубиной.

— Коробкин и ты, Фёдор Донатович, — обернулся и приглушенно приказал Збитнев, — давайте туда, остальные будут у входа. Если выскочит, бейте, но не до смерти.

— Энто ужо как получится, — хмыкнул кабатчик Лобанов, сверкнув бельмом из-под рыжих бровей и, ощущая зудящую дрожь в руках, половчее перехватывая косу-горбушу.

— Но, но, Тихон Семеныч! — шикнул на него становой. — Не до смерти… Пошли!

Высич, заложив руки под голову, лежал на лавке. Он уже почти привык к спертому воздуху землянки. Бабка Варначиха, принявшая неожиданного гостя без лишних расспросов, правда и без особой радости, давно задула каганец. И теперь она, охая и причитая, ворочалась в темноте на низкой печи.

— Не шпишь ешшо, шоколик? — окликнула она гостя и, услышав ответ, продолжила: — Я чё шкажать хотела…. По обличию-то на простого ты не похож, сразу видно, из господ… Политик, небось?

— Граф я, бабуля.

— Энтова я не знаю, но ты не больно у меня рассиживайся. Пристав ко мне захаживает. Покою не дает, злодей.

— Хорошо, бабуля. Пару деньков побуду и освобожу квартиру.

— А платить-то за фатеру думаешь? — вкрадчиво прошамкала старуха.

Высич улыбнулся в темноту:

— Банкрот я, бабуля. Не располагаю наличными.

— Эх-хе-хе… — протяжно вздохнула Варначиха. — Нечем, дак нечем… Но, как будут налишные, не забудь старую…

— Не забуду, — отозвался Высич и, услышав осторожное поскрипывание снега за дверью, напряженно сел.

В землянку, вместе с морозным воздухом, ворвались урядник Саломатов и Коробкин. Высич зажмурился от света фонаря, но тут же резко отклонился назад и, пружинисто распрямив ногу, ударил каблуком прямо в возникшую перед ним ощеренную физиономию урядника. Что-то хрустнуло. Фонарь упал и потух. Выхватив револьвер, Высич наотмашь саданул по спине метнувшегося к выходу мужика, перепрыгнул через него и, выскочив на улицу, осел от тупого удара по голове. Но, падая, он успел оттолкнуться и сбил с ног охнувшего кабатчика.

— Держи его! — заорал пристав.

Почувствовав град обрушившихся на него увесистых кулаков, Высич понял бесполезность сопротивления и выстрелил в воздух. Еще эхо от выстрела катилось над логом, а рядом с ним уже никого не было — мужиков словно раскидало в стороны. Высич медленно приподнялся на колене и, продолжая смотреть на пристава, распрямился. Збитнев стоял шагах в четырех, черный ствол его револьвера глядел прямо в грудь Высича. Внешне пристав был мрачно-спокоен, только набухшая пульсирующая жилка на правом виске выдавала возбуждение. Опомнившиеся мужики вылезли из сугробов и опасливо, но с какой-то звериной решимостью надвигались, сжимая кольцо вокруг Высича. Не спуская с них взгляда, Высич почти дружелюбно улыбнулся приставу:

— К чему эти жертвы? Я ведь могу случайно в вас попасть…

— Бросьте оружие, — кашлянув, прогудел Збитнев. — И не будет жертв.

— Надеюсь, вы не допустите рукоприкладства? — произнес Высич, глазами указывая на приближающихся мужиков, на лицах которых читалось явное желание поквитаться за свой мгновенный страх.

Помедлив, пристав пообещал:

— Если не будете пытаться бежать, гарантирую вашу неприкосновенность.

С сожалением глянув на зажатый в руке «бульдог», Высич вздохнул и небрежно швырнул его к ногам пристава.

Мужики обступили Высича. Збитнев прикрикнул на них:

— Руки не распускайте! — затем заглянул в землянку. — Фёдор Донатович, ты живой?

Урядник пошатываясь вышел.

— Зуб, сволочь такая, ополовинил… — с трудом проговорил он разбитыми губами и показал обломок верхнего зуба.

Збитнев покачал головой, а когда разъяренный Саломатов кинулся к Высичу, не стал его удерживать, а подал голос лишь после того, как урядник наотмашь ударил задержанного.

— Будет, Фёдор Донатыч, будет, — укоризненно проговорил он и скомандовал мужикам: — Ведите его, ведите!