Суд праведный

Девица Дашенька поразительно походила на Дюймовочку, какой ее изображали в детских книгах. И глаза у нее были такие же — глупые и печальные. Опустив дивные, круто выгнутые вверх ресницы, вся зардевшись, девушка ответила:

— И мне… приятно наше знакомство…

— Дашенька у нас скромница. Она такая большая скромница, что большую и сыскать теперь трудно, — многозначительно подала голос Манечка.

Озиридов понял, что слова эти предназначены только ему, а поняв, пропустил их мимо ушей. Мало ли о чем захочет напомнить бывшая любовница. Пусть помучается! Пригладив бородку, Озиридов опустился на диванчик рядом с Дашенькой и принялся развлекать ее всякими любопытными историями, на которые его адвокатская практика была богата. Краем глаза он видел, что Манечка отошла к окну и закурила тонкую папиросу с длинным мундштуком, Житинский занялся столом, добавляя к имеющемуся изобилию закуски и вина, доставленные Озиридовым.

Скоро в прихожей зазвенел колокольчик. Житинский торопливо кинулся открывать, и через несколько минут в комнату, задев плечом тяжелую бархатную портьеру, вошел подтянутый русоволосый жандармский ротмистр в синем мундире, украшенном аксельбантом, в кавалерийских рейтузах, плотно обтягивающих стройные сухие ноги. Поскрипывая сапогами американского лака, выписанными из Варшавы, ротмистр прошествовал на середину гостиной и, звякнув шпорами, резко склонил голову:

— Ротмистр Леонтович.

— Безмерно рад вас видеть, Сергей Васильевич, — поспешил навстречу Озиридов. — Как поживаете? Как служба?

Леонтович ответил сдержанно:

— По-разному.

— К столу, господа, к столу, — потирая пухлые ладони, пропел Житинский.

Когда Озиридов попытался положить своей соседке Дашеньке кусочек розовой, просвечивающей ветчины, она скромно потупилась.

— Пост ведь…

Услышав это, ротмистр Леонтович поправил узкие четкие усики и игриво сверкнул серыми пронзительными глазами:

— Абсолютно верное замечание.

— Никогда бы не подумала, — усмехнулась Манечка, — что жандармские офицеры так свято блюдут пост. Неужели можно целых семь недель не есть скоромного, не пить шампанского и не прикасаться к женщинам?

Леонтович хмыкнул:

— Конечно же, нет. Потому и предлагаю поднять бокалы. Да простятся нам наши прегрешения!

Житинский и Озиридов поддержали весьма своевременно прозвучавший тост. Дашенька зарумянилась, но, подбадриваемая подругой, тоже пригубила шампанское. За столом воцарилось оживление.

Спустя некоторое время, когда дамы удалились на кухню, мужчины устроились на диване и закурили. Житинский, выпятив полные губы, выпустил тонкую струйку дыма и обратился к ротмистру:

— Сергей Васильевич, у меня в замке находится некий Высич…

— На днях имел удовольствие беседовать с этим господином, — кивнул Леонтович и выжидательно посмотрел на Житинского.

Житинский мягко улыбнулся:

— Понимаете, Сергей Васильевич, этот господин Высич является в некотором роде… приятелем уважаемого Ромуальда Иннокентьевича…

Леонтович удивленно перевел взгляд на присяжного поверенного. Тот развел руками:

— Да-с… Студенческая, так сказать, дружба…

— Значит, он у вас останавливался в Новониколаевске? — обрадованно спросил Леонтович и уперся в присяжного поверенного острым взглядом.

Озиридов внутренне похолодел, но внешне это никак на нем не отразилось.

— Что вы? — обиженно протянул он. — Зачем мне рисковать своей репутацией? Я только сегодня узнал, что Валерий сбежал из Нарыма.

Ротмистр пристально глянул в глаза Озиридову, проговорил, стряхивая пепел:

— Не только сбежал, но и сопротивление чинам полиции оказывал при задержании.

— Ох, Валерий, Валерий… — сокрушенно покачал головой Озиридов. — При его происхождении, уме, при дядюшке в министерстве — мог бы высоко взлететь… А что вместо этого? Ведь лучшим студентом на курсе был.

— Не ценят они этого, — нахмурился Леонтович. — Недавно вот один из урядников доносил, что студент нашего Томского университета распространял в Мариинске нелегальные социал-демократические брошюры. Другого студента вообще пришлось арестовать. Взялся, понимаете ли, нижних чинов, следующих на фронт, настраивать против войны.

— Безрассудные юноши, — огорчился Житинский. — Прожектеры, мечтатели!

— Вы думаете? — пощипывая тонкие усики, спросил Леонтович. — Социал-демократы, пожалуй, поопаснее других течений будут…

— Согласен с вами! — поспешил сказать Озиридов и чуть надсадно хохотнул: — А Высич-то из народников!

Леонтович загасил улыбку:

— Ну да, народники люди безобидные… Швырнут бомбу в царя, и вся недолга!

Озиридов сморщился:

— Давно Высич от всего этого отошел… сколько уж лет на каторге да поселении…

— А побег с сопротивлением полиции как прикажете расценивать? — с прищуром осведомился у него Леонтович.

— Что поделаешь? — широко развел руками Озиридов. — Человеку свойственно стремиться к свободе и вырываться, когда его хватают.