Кургинян:
Я понимаю правильно, что вот в таких особых условиях — кризисных, загнивающих, не важно — такие небольшие феномены, как Распутин, вдруг приобретают гигантскую роль?Кирьянов:
Конечно.Кургинян:
Особенно, если их правильно посылают в нужную точку.Кирьянов:
Естественно.Кургинян:
Это и есть «эффект бабочки».Кирьянов:
Да. И еще одна…Сванидзе:
Очень кратко.Кирьянов:
Очень краткий пример. Про Александру Федоровну говорили очень многое, но ведь есть и аналогия: опять-таки, конец XVIII века, Франция, Мария-Антуанетта. И те же самые, опять-таки, обвинения,…Кургинян:
Это очень интересно, да.Кирьянов:
…подчас, тоже неоправданные.Сванидзе:
Это классическая аналогия.Кирьянов:
Да…Сванидзе:
Две революции, две казни. Вот, пожалуйста.Кирьянов:
Да.Кургинян:
Есть о чем задуматься!Сванидзе:
Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.Сванидзе:
В эфире «Суд времени». Прошу Вас, Леонид Михайлович! Ваши вопросы.Млечин:
Сейчас вспоминали слова Феликса Юсупова, убившего Распутина своими руками. А вот если можно, к его личности, — доказательство № 15, воспоминания о том, как его Распутин, как он пишет, загипнотизировал. Давайте послушаем, очень любопытная вещь.Материалы по делу.
Из воспоминаний князя Феликса Юсупова (1887–1967; цитируется «Конец Распутина», 1927): «Сила гипноза Распутина была огромная. Я весь точно в оцепенении: тело мое онемело. Пытался говорить, но язык мне не повиновался, и я медленно погружался в сон, будто под влиянием сильного наркотического средства. Лишь глаза Распутина светились передо мной каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг… В таком положении я лежал неподвижно, не имея возможности ни кричать, ни двигаться, и я сознавал, что постепенно подчиняюсь власти загадочного и страшного человека».
Млечин:
Не кажется вам странным такое для молодого, в общем, вполне здорового человека. Это воспоминания, написанные потом в эмиграции. Как вы полагаете, что это: такая попытка самооправдания — все-таки он был убийцей постфактум — или он на самом деле был таким внушаемым человеком. Больше ни от кого я ничего подобного не слышал, и, честно говоря, за всю свою жизнь практически не встречал…Сванидзе:
Извините, что я Вас перебиваю, Леонид Михайлович! Столыпин говорил об огромной силе гипноза Распутина. Столыпин!Млечин:
Да.Сванидзе:
Не мальчик!Млечин:
Николай Карлович, вспомнитеСванидзе:
Он не лежал, он не лежал, но он говорил, что гипноз был очень большой. Ему просто потребовалось взять себя в руки, чтобы пытаться противостоять.Млечин:
Это нормальное поведение нормального человека.Сванидзе:
А между прочим, Юсупов-то просил, чтобы он его вылечил. У него же легенда была, когда он втирался в доверие к Распутину: чтобы он его… Вот он сам лег.Млечин:
Николай Карлович, но такого практически не бывает. Нормальный, полноценный, здоровый человек, если он только не хочет этого сильно, неспособен вот так превратиться в ничто, в тюфяк какой-то. Вот я и пытаюсь понять, было ли это, повторяю, самооправданием постфактум или он такой действительно внушаемый человек?Кирьянов:
По поводу Юсупова есть разные слухи и разные версии, в том числе, которые можно отнести к тому, что он был слабый и внушаемый.Сванидзе:
В том числе и самые двусмысленные.Кирьянов:
Да. И вполне возможно, что он был…Сванидзе:
В том числе и о причинах вот такой вот симпатии к нему со стороны Распутина, между прочим.Кирьянов:
Да, да, да. И там версии… Одна из версий, почему так долго затянулось убийство. Юсупов оправдывался — делится со своими коллегами по этому уголовному делу — что чувства были какие-то.