Суданская трагедия любви

Не замечаю, какой был подан сигнал, но в комнату входит служитель, худенький негр в голубоватой джелобии. Замминистра что-то говорит на арабском языке. Тот уходит. Я не успеваю сориентироваться для нового вопроса, как в комнату вносится поднос, и на столике, за которым мы сидим, появляются бутылка виски, бутылка содовой, бокалы, чашки, кофейник, сахар, тарелка с красной рыбой, пиала с маслом, пиала с овощным салатом, ломтики хлеба, вилки, ножи, чайные ложки. На подносе всё было накрыто салфеткой, видимо, чтобы на пищу и в посуду не оседала пыль.

Министерский чиновник открывает бутылку, разливает виски понемногу в бокалы, спрашивает:

— Разбавить?

Я соглашаюсь, и в мой бокал наливается содовая вода. Себе министерский работник разбавлять виски не стал. Мы намазываем масло на хлеб, кладём ломтики рыбы и чокаемся бокалами, говоря:

— За дружбу!

Кондиционер под потолком жужжит, а гудение ветра за окном прекратилось. Очевидно, хабуб прошёл. Пьём виски, доедаем салат, переходим к кофе. Говорим уже на бытовые темы. Я сообщаю, что собираюсь завтра лететь в Джубу, так как задание редакции у меня связано с югом Судана.

Мой собеседник немного хмурится.

— Да, я знаю, что у вашего коллеги проблемы. Он сначала сказал, что это ваш груз, о котором он ничего не знал. Но ему никто не поверил и он сознался, что соврал. Так что мы не стали вас привлекать. Не хотим портить отношения с прессой.

Меня поразило, что мы, можно сказать, целый час сидели, разговаривали, чиновник давал мне интервью и ничего не говорил про Ашота, о котором уже, оказывается, всё знал, как знал и обо мне, но дипломатично молчал. Я был в шоке, хотя, конечно, мне следовало догадаться, что Ашот наделал шума, и уж где-где, а в министерстве иностранных дел о нём должны были узнать в первую очередь.

— Прошу прощения, — говорю я, — за то, что произошло в аэропорту. Меня самого это поразило. Я впервые вижу, чтобы русские провозили контрабандный товар.

— Вы впервые за границей. И вы ещё молоды. К сожалению, Россия изменилась. Это не то, чем был Советский Союз. Когда-то русских не проверяли на таможне, потому что с ними всегда было всё в порядке. Сейчас из России едут разные люди. Они едут и с деньгами и за деньгами. Это мафия. С вами нужно теперь быть особенно осторожными, как и с людьми из других стран.

Такое откровение я не готов был услышать и не мог ответить ничего. Он буквально повторял мои мысли.

— Но мы понимаем, — продолжал замминистра, — что не все русские такие. Прошу не сердиться на мои слова. Вы хотите завтра лететь в Джубу. Но билета на самолёт у вас, конечно, ещё нет.

— Нет, — пробормотал я. — Хочу сейчас купить.

— Это не просто. Сами вы можете неделю не улететь, но я вам помогу, хотя признаюсь честно, что нас не радует ваша поездка на юг. У них другой взгляд на проблему.

Он подходит к телефону, набирает номер и с кем-то долго говорит по-арабски, что-то пишет на листке бумаги, ставит на нём печать, затем кладёт трубку и протягивает мне листок, говоря:

— Завтра поедете в аэропорт, подойдёте к кассе, покажете этот листок и купите билет.

Мой неожиданный спаситель ведёт меня в другую комнату, где мне в паспорте проставляют визу на юг Судана. Разрешение на пять дней. Этого мне должно хватить. В знак благодарности я и этому клерку, поставившему печать, достаю из дипломата матрёшку. Он необычайно рад.

Фантастика! Я улечу завтра в Джубу. Теперь можно подумать и об отдыхе. Выхожу из министерства. Все улицы засыпаны толстым слоем песка. Ветер ещё дует, но уже слабее. Хорошо, что я успел до хабуба зайти в помещение. Не представляю, как люди на улице дышат в такой туче песка. Дворники начинают сметать песок. А он ещё проникает в рот и чувствуется на зубах.

Звонит телефон. Опять мама. Она плачет.

Спрашиваю с тревогой:

— В чём дело? Что случилось?

Она говорит сквозь слёзы, которые я чувствую и вижу её плачущее лицо:

— Наш папа в больнице…

Она всегда называет моего отца «наш папа».

— Его понесло на этот чёртов майдан со всеми, кто против майдана…

— А сколько их там было? — спрашиваю я, чувствуя, что мама плачет.

— Да откуда же я знаю… Много… К ним ещё присоединилась группа поддержки из Крыма. Но они же все были только с флагами и лозунгами. Хотели показать, что народ Киева против фашистов. А те, с майдана, были с дубинками, железными прутьями и цепями. Били всех подряд… Наш папа получил сотрясение мозга, и его увезли на скорой помощи… Мне позвонили друзья.

— Так ты была в больнице?

— Да. Я ещё тут.

— Ну, и как папа?

— Врачи говорят, что через пару дней могут выписать. Так что, к счастью, всё не так серьёзно…

— Перебирайтесь временно ко мне в Москву. Тут спокойно отдохнёте. Поместимся как-нибудь.

— Я-то согласна, но ты же знаешь нашего папу — он скорее умрёт, чем будет сдаваться…

Слышу, как мама рыдает, но говорит:

— И бежать он никогда не согласится.

Да, я знаю моего отца. Не в его характере отступать.