Читаем Суданские хроники полностью

Такая культурная элита состояла в значительной степени из людей, сравнительно широко образованных по тогдашним стандартам, гордившихся своим образованием и обладавших в высокой степени чувством esprit de corps, принадлежности к весьма уважаемой и влиятельной общественной группе. Этот корпоративный дух и эта гордость передавались из поколения в поколение; на смену старшим приходила молодежь и образовывала своего рода “династии” ученых. Пожалуй, из таких династий самой яркой могло считаться семейство потомков Мухаммеда Акита: почти столетие члены этого семейства — Махмуд ибн Омар и три его сына — занимали высший пост в городе — должность кадия. К подобным династиям принадлежали и авторы интересующих нас хроник. Примечательно при этом, что традиции широкой образованности, нашедшие выражение в их творчестве, сохранились десятилетия спустя после падения Сонгайской державы: “Тарих ас-Судан” доведена до 1656 г., а “Тарих ал-фатташ” окончена почти десятилетием позже — в 1665 г. Столкновение с жестокой действительностью марокканского завоевания и последовавшего правления в Томбукту пашей саадидского султана, конечно, должно было поубавить масштаб политических претензий элиты (практически они были сведены на нет при первом же столкновении паши Джудара с кадием ал-Акибом), но оно не ликвидировало интеллектуальной и культурной преемственности в среде самой этой социальной группы (см. [Уилкс, 1975]). Конечно, многие акценты должны были передвинуться; но и в целом в обеих хрониках легко можно почувствовать и гордость своей принадлежностью к сословию ученых, и осознание авторами этого сословия как особой корпорации. И это делает их произведения не только историческим свидетельством, но и убедительным памятником общественной психологии целой социальной группы.

Материал хроник позволил получить и данные об их авторах и их биографиях. При этом хроники были единственным источником таких сведений. По отношению к “Тарих ас-Судан” это обстоятельство не вызывало сколько-нибудь серьезных затруднений. Ее автор сам сообщает дату своего рождения и основные вехи своего жизненного пути, и в этих сообщениях нет ничего, что заставляло бы отнестись к ним с подозрением.

Абд ар-Рахман ибн Абдаллах ибн Имран ас-Сади родился в мае 1596 г. в Томбукту, в знатной фульбской или мандингской семье. Свою карьеру он начинал как имам мечети в Дженне, с 1627 г. стал в Томбукту имамом мечети Санкорей; на этом посту пробыл до 1637 г. С 1629 г. он неоднократно выполнял дипломатические поручения марокканской администрации, заключавшиеся, насколько можно судить по тексту хроники, в посредничестве между марокканцами и фульбскими князьями в Масине. Позднее ас-Сади стал “катибом паши”, т. е., по существу, начальником канцелярии марокканских правителей в Томбукту, и в этой должности пребывал едва ли не до самой своей смерти, последовавшей, видимо, вскоре после 1656 г. — года, до которого доведена его хроника.

Гораздо более сложен вопрос об авторе, а вернее — об авторах другой хроники. Уже издатели текста обратили внимание, что Махмуд Кати ибн ал-Хадж ал-Мутаваккил Кати, чье имя стоит на титуле издания, подготовил лишь первые главы, посвященные правлению основателя второй сонгайской династии — аскии

ал-Хадж Мухаммеда I, а остальная часть хроники была, по их мнению, дописана его внуком Ибн ал-Мухтаром Гомбеле уже в середине 60-х годов XVII в. [ТФ, пер., с. XVIII—XIX]. При этом они приняли как факт, что сам Махмуд Кати прожил 125 лет (1468—1593) и присутствовал при развале державы под ударами марокканцев и восставших вассалов. Соответственно именно к нему они относили сообщения о деятельности некоего “альфы Кати” в правление аскии Дауда (1549—1582).

Мнение о необычайном долголетии старшего из авторов “Тарих ал-фатташ” получило практически повсеместное распространение в работах, посвященных истории Сонгайской державы вплоть до начала 70-х годов нашего века. Пишущий эти строки в свое время также воспринял его без должной критики (ср. [Куббель, 1963, с. 18]). А между тем уже через год после выхода в свет издания Удаса и Делафосса именно это необычайное долголетие дало Ж. Брэну основание предположить участие в подготовке хроники двух разных людей, носивших одно и то же имя — Махмуд Кати; из них один действительно был современником ал-Хадж Мухаммеда I, а второй — современником и приближенным его сына аскии Дауда. Этот второй Махмуд Кати и завершил, по мнению Брэна, текст хроники [Брэн, 1914, с. 596]. К аналогичному мнению пришел более полувека спустя и Дж. Ханвик [Ханвик, 1969, с. 63—65].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги