Суданские хроники

Известие о том, что он сделал с теми посевами, дошло до города Гао и распространилось. В самом деле, Керен-Керен, слуга аскии и друг его, пришел во время их ужина в собрание приближенных аскии и сказал: “Ко мне сегодня пришел человек и рассказал, что Мисакуллаха, раба твоего, обуяли джинны, он стал беспокоен и обезумел!” Аския спросил: “А что он сделал?” Тот ответил: “Он заслуживал бы за то смертную казнь, если бы не был безумен!” Аския сказал: “Да что это?” Керен-Керен ответил: “Он прибыл в твое имение Абда, и подарил его жителям Денке-Думде, и разделил его между ними. И сказал, что сделал это ради своей будущей жизни. Он дал людям города власть над имением, а они там поселились и убрали его урожай. И не оставили они в нем ни горстки, ни щепотки, ни малости!” Собравшиеся стали говорить, подлежат ли “аре [одни] только жители Денке-Думде или нет; и они оставались погруженными в речи о том: одни говорили, Мисакуллах не безумен, а другие толковали об его безумии. Аския же сидел молча. Потом сказал: “А я скажу, [что] он не сделал ничего, что хоть немного бы мне повредило. Только он мне прибавил раздражения тем, что этот раб, при его положении, бедности и ничтожестве, дает милостыню с посевов, с которых выходит тысяча сунну. А что же буду раздавать милостыней я? И чего он домогается этим, если не прославленного имени, которым бы выделился среди своей общины?!” Потом долго молчал, а затем окликнул человека из числа своих слуг и приближенных, что был в том собрании, и этот человек встал. И сказал аския: “Иди в гавань, и гиме-кой даст тебе десять судов и тысячу кож сунну. И отправляйся сейчас, этой ночью к Мисакуллаху, и пусть наполнит он тебе эти /97

/ сунну!” И велел вынести целый брус соли и тысячу гурийя, черную рубаху, красный колпак и черное покрывало, которые он должен был дать по своему обычаю. И сказал: “Если он полностью выдаст тебе количество сунну, совсем полных, отдай ему эти подарки!” Потом вынул два железных кольца и цепь и добавил: “Если же он не выдаст полностью это количество или не хватит одного из них, схвати его, надень эту цепь ему на шею, а оковы — ему на ноги и доставь его вместе со всем тем, что он имеет. Но если он тебе отдаст то, чего ты от него потребуешь, то у тебя не [будет] над ним власти. И не говори ему ничего: его обязанность — только тысяча сунну, и нас касаются у него лишь наши мешки, с какого бы имения они ни были, даже если от покупки”. И отправил человека той же ночью, и тот уехал.

Впоследствии аския сказал: “Мисакуллах желал лишь возвысить свое имя над моим — ведь я ни единого раза не давал тысячи сунну! Так как же наш раб превзойдет нас щедростью и благородством?!” Присутствующие у него сказали: “Пустое! Сам он не сравнится с каплей из моря твоей щедрости и твоего благородства, и если бы ты пожелал, то проявил бы себя более благородным, чем он, со всем тем что есть у него из богатства!” И они углубились в подобные этим речи и разнообразили их, пока не успокоили аскию и он не замолчал.