Судьба

Да присохнет язык к гортани у отрицающих восточное гостеприимство! И жило много нас в тылу, в огромной Азии, в горах.Как и все, мы пошли в кишлак — обменять остатки вещей на пищу. И лежала пыль на одеждах наших… Но ничегоне сумели сменять мы.Хозяин-старик пригласил нас пройти и сесть. Мы пыль отряхнули и вымыли руки —и сели за яства. И глыбой мрамора лежало в пиале солнечной 

овечье молоко, урюк и яблоки дышали, орехи грецкие трещали лепешки пресные разламывал хозяин в угощение, и пряно пахло фруктами из сада и медной утварью осыпанной листвы.Да присохнет язык к гортани у отрицающих восточное гостеприимство!

ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ 

Сидела я на каменных ступенях —и олеандра дугою изогнула стебель на фоне грецкого ореха, лист у которого так пряно-вкусно пахнет. Кругом цвели обильные цветы. Полутеней, оттенков и теней здесь не имеют яркие венцы, и день кончается без тени, и не сумерничают здесь.

Тверской бульвар в день зимний, снежный стоит передо мной у раскаленных гор, средь выжженных песков и глиняных ущелий,— все белый снег да искристый мороз… Мне травы тонкие на стеклах, взращенные морозом изо льда, приятнее для глаз и сердцу ближе, чем настоящие цветы в тропических жарах. Ах! Север, север. Здесь пряно, пыльно, душно, от пестроты и яркости болят глаза. И так тоскливо — по большим снегам,— 

хоть горсточку бы русского снежку с московских улиц вьюга принесла.

ГОРНЫЙ ФЕВРАЛЬ

Ах! Какие здесь луныстоят в вечерахи в ночахв конце февраля,когда на склонах снега,когда воздух, как раздавленныйплод,по рукам,по щекам по ресницам течетароматом весны,прилипая к устам.Ах!какиеголубыеогниот луныосвещают холми котловину, грязную днем;

при луне она — голубой цветокс лепестками зубчатых гор.В сердцевине цветка — дома,золотые тычинкиогней-фонарей,и над всем тишина, небеса,голубые снега на горах.

ВЕСНА В ТАШКЕНТЕ

Вся неделя моя — одержимое беспокойство. Шебаршат на душе сверчки и смычками цепляют нервы мои. И от их сучковатой игры нет покоя в моей груди, и хожу, и хожу, и хожу по Ташкенту в деревьях я…

АННЕ АХМАТОВОЙ