Судьба Адъютанта Его Превосходительства

Действительно, глава министров Мельников по прямому проводу просил генерала Слащева, в целях укрепления в населении доверия к военной и гражданской власти, не допустить чего-либо неправомерного. Слащев отговорился тем, что никогда ничего против совместной работы с Комитетами и их союзами не имел, но «предатели России живыми не останутся. Фронт будет диктовать тылу, а не тыл фронту». – «Десять прохвостов расстреляны по приговору военно-полевого суда. И сегодня утром нами взята Чаплинка, Преображенка, масса пленных и трофеи. Я только-что вернулся оттуда и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я расстреливаю подлецов, о которых идет речь».

Учитывая озлобление рабочих, контрразведка раскинула среди них густую сеть. Роль ангелов-миротворцев контрразведки сыграли меньшевики, которые успокаивали и отговаривали массы от активного выступления. Все-таки в Севастополе разразилась трехдневная забастовка траура. Рабочие приступили к работе, уступая вооруженной силе, но с сознанием, что на месте десяти замученных восстанут сотни и тысячи.

Как формировались партизанские отряды

Наше внимание привлекал самый революционный район– деревня Мангуши. Здесь было сосредоточие дезертиров и революционной татарской молодежи. По балке между двумя горами, стоял отряд в сорок человек. Отряд не имел ни обмундирования, ни достаточного вооружения, ни продовольствия. Партизаны зачастую питались капустой и даже сложили поговорку: «от капусты не уйти». Жили они в землянках. Весь отряд состоял из освобожденных из здания школы, привезенных из Харькова. Было выпущено около девяноста человек, но, по дороге в лес, многие разошлись по окрестным деревням; лишь человек пятьдесят прибыли в деревню Мангуши. В отряде находились девять коммунистов: Киселев, Егерев, Камов (убит), Демьян (убит), Жорж, Фирсов, Шкуркин (убит), Африканец, Делюс. Остальные партизаны расслаивались на две группы: на людей без определенных убеждений, преследуемых Врангелем за дезертирство или симпатии к советской власти, и людей с темным, даже уголовным прошлым. Последних отряд привлекал единственно надеждою легкой наживы. Перед нашим приходом этот отряд произвел самовольно налет на шоссе, забрал много денег и ценностей. Характерно, что деньги не хранились у одного доверенного лица, а делились между участниками налета. В балке царила картежная игра, брань висела в воздухе. Было развито бахвальство, щегольство своей удалью и наживой. Деньги прятали в фуражках. Не удивительно, что при таком порядке отряд голодал. Часть партийцев ушла в город, в том числе и начальник отряда Шкуркин, для подпольной работы; оставшиеся коммунисты не могли справиться с отрядом. Среди партизан началось глухое брожение. Были недовольны Шкуркиным, который переправлял наиболее крупные средства в Ревком. Наша хорошо сколоченная группа помогла местным партийцам ввести дисциплину. Общими силами мы убедили бросить картежную игру и «дележку». Только шесть человек не захотели подчиниться новому порядку и ушли из отряда. Командование было поручено мне. Мы наметили своим маршрутом: Мангуши, Лаки, Биясалы и Севастопольский район. Одно горе: нам не хватало красного знамени. Но по дороге в Мангуши мы, к нашему восторгу, встретили мальчонку в красной рубашке. Мы сейчас к его матери:

Отара овец в горах Крыма.

– «Продай нам! Бери сколько хочешь». Крестьянка, узнав, что рубашка пойдет на знамя, долго отказывалась брать деньги. Мы насилу всучили ей изрядную сумму. Знамя вышло самое настоящее; стройным шагом, с революционными песнями, мы вступили в Мангуши. Сорганизовали митинг; наши ребята красочно рассказывали о притеснениях белых и призывали к восстанию. У здешних крестьян достаточно трещала шея от белого нажима, и наша пропаганда пришлась как нельзя лучше к месту. Отряд сразу вырос до ста двадцати человек. Казалось бы: жить да радоваться. Не тут-то было!

Когда я предложил партизанам работать в Севастопольском районе, «новенькие» забузили – Из Мангушей никуда не пойдем, будем охранять деревню! – Останемся под Мангушами и будем производить налеты. Нам пришлось распрощаться с крепкими мужичками, сказав в назидание: – Так дело вести нельзя! Сидеть на одном месте, есть «барашка» да изредка делать налеты и ждать освобождения в то время, когда каждая минута дорога для тех, кто проливает под Перекопом кровь, – недопустимо! Но мы не унывали, понимая, что для настоящего, большого движения крестьян время еще не приспело. Распался и наш отряд.

Две встречи