Судьба дракона

Засунув руки в карманы куртки, я пошел по подъездной дорожке, не зная, куда именно иду. Вдалеке, на краю поля, я увидел очертания амбара в темно-синем вечернем небе. Через трещины в дереве пробивались лучи оранжевого света. Отем лежит там, свернувшись калачиком вокруг своего драгоценного яйца. Еще две жизни, которые зависят от нас. Я хотел, чтобы ребенок Отем стал первым драконом в США, который появился на свет и вырос не в «Когте», который бы ничего не знал об организации и которому бы не пришлось бояться, что с ним сделают что-то плохое, если он не будет отвечать ожиданиям. Я хотел, чтобы мои детеныши были свободны и не знали, что такое смерть и страдания. Именно поэтому раньше я принимал удары на себя и так сильно старался быть занозой в заднице «Когтя»: я хотел, чтобы они сосредоточили все свое внимание на мне и оставили мою сеть в покое. Но теперь…

Я остановился посреди дорожки, чувствуя, как в мои мысли закрадывается правда и как я не могу отогнать от себя ее. Я больше не могу их защищать. Все, кто находится здесь, будут втянуты в последний бой с «Когтем», и неважно, победим мы или проиграем, потери будут ужасными.

– Черт побери, – прошептал я, закрывая глаза. – Неужели мы действительно должны это делать? Неужели всем нам нужно умереть, чтобы остальной мир был в безопасности?

– Кобальт.

Я обернулся. Это была Мист. Она стояла на дорожке недалеко от меня, бледная, серебристые волосы струились по спине. Кожа ее, казалось, едва заметно сияла в свете луны. Она мрачно смотрела на меня, и я чувствовал на себе взгляд серебряно-белого дракона, а мое сердце заколотилось в ответ.

– Что тебе нужно, Мист?

Она склонила голову. Очертания серебристого дракона стали даже четче, чем до этого. Ее истинная сущность с любопытством взирала на меня с гравийной дорожки.

– Не знаю, – сказала она, проходя вперед. – Я не могу тебя понять, Кобальт. Ты был василиском. Ты работал на «Коготь». Нас учили видеть во всем – во всех – инструменты достижения целей. Когда это изменилось?

Я пожал плечами.

– Я устал. Устал от потерь, устал от безразличия к тому, что делаю, устал от того, что «Коготь» использовал меня, и устал делать за них грязную работу. Я устал видеть, как люди страдают по моей вине. Думаю, что, в конце концов, во мне проснулся голос совести.

– Ты говоришь прямо как человек.

– Может быть, – я перевел взгляд на горящие окна и услышал эхо доносившегося из дома смеха. – Не так уж много между нами различий. Может быть, именно это «Коготь» пытался в нас искоренить, потому что если нам будет хоть что-то небезразлично, в конце концов, мы поймем, как на самом деле бездушна организация. И, может быть, со временем мы действительно стали человечнее.

Я вспомнил, как красный детеныш смотрела на меня в тени амбара, а в ее глазах блестели настоящие человеческие слезы. Она говорила:

«Драконы умеют

любить. Мы способны на каждое чувство, которое организация так старательно подавляла».

– Я не знаю, что со мной случилось, – пожал я плечами. – Я понимаю, почему в «Когте» не хотят, чтобы у нас появлялись привязанности: они беспорядочны, сложны и их очень больно терять. Но лучше так, чем быть тем, кем хочет нас видеть «Коготь», безжалостным драконом, которому действительно плевать на гибель врага или союзника, если это принесет пользу организации. Просто больше так не мог.

– А что ты скажешь обо мне? – спросила Мист.

Этот вопрос был таким неожиданным, что я не сразу понял его смысл.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… – она скрестила руки и отвернулась, нахмурившись. Если бы я не знал ее, я бы сказал, что она почти… смущена. – Ты сказал, что не хочешь, чтобы погиб кто-то из твоих союзников. А это касается василиска, который находится здесь потому, что ей приказали тебе помочь? Или бывшего врага, который в прошлом твердо был намерен тебя убить?