Читаем Судьба — это мы полностью

Завидней той юности ты не найдешь…Палатку бросало от холода в дрожь,Земля под ногами звенела, как лед,Но рос,Поднимался,Мужал наш завод.
Из старой палатки в семейный баракМы взяли с собой лишь топчан да рюкзак,Горячие руки, сияние глаз.Где счастье встречал тыПолней, чем у нас?(«Перед вселением в новую квартиру», 1954).

Да, без изучения биографии художника, без знания его жизни, характера, окружения нельзя составить сколько-нибудь полное и достоверное представление об его духовном мире, об истоках, мотивах создания тех или иных произведений, причинах преобладания тех или иных тем. Но так же верно и то, что преувеличивать значение биографии для творчества было бы делом поспешным, если не близоруким и ошибочным. Говоря о творчестве Людмилы Татьяничевой, подчеркнем лишь, что в ее лирике наберется с десяток-другой стихов-слепков с биографического факта. Отталкиваясь от житейского происшествия, случая, она непременно выходила на обобщения самого различного свойства. Вот, к примеру, стихотворение «Мой отец — охотник…» (1946). Оно и о судьбе, которая встала на пороге, и об отцовской науке, и о зове, который уже не преодолеть. На этот зов надо идти, хоть и нелегок будет путь.

Все отец оставил —От ружья до крова,Только не наставил,Как найти мне слово,Чтоб по цели било
Без искры осечной,Чтобы мною былоДобыто навечно.

Все так и все не так. Не было у Людмилы Татьяничевой отца-охотника, не было. Да и далеко до тайги реденьким мордовским лесам в Чамзине. Учил стрелять ее Константин Рафаилович, и учил в уральских лесах, что под стать таежным. Поэтессой при создании этого стихотворения руководил образ: от меткого охотничьего выстрела до слова, которое бы точно, как добрый заряд, било по выбранной цели. Било «без искры осечной».

Стихотворению сообщается биографическая канва, которая по сути не является биографической.

Намек на биографизм, на лично пережитое нужен поэтессе, чтобы сделать чувства лирической героини более достоверными и убедительными.

Попробуем зайти с другой стороны, посмотрим на стихи, основой которых стали факты иного свойства, иного происхождения, те факты, «биографию» которым подсказывала творческая фантазия.

Вот стихотворение «Плакальщица Настя» (1957). Будь написано с натуры, оно лишь рассказало бы о древнем обычае сельских похорон с колокольным звоном от деревни до деревни и причитаниями плакальщиц, среди которых выделялась тетка Настя, умевшая, «слезой глаза себе не застя, не морща строгого лица… на части разрывать сердца».

Людмила Константиновна рассказывала одному из своих учеников Валентину Сорокину, что эмоциональным толчком для создания его был рассказ деревенских знакомых о знаменитой плакальщице. Заполучив такой «факт», поэтесса сама создает ему «биографию», полную выразительных деталей отчетливого классового, социального звучания: и то, что война за царя-батюшку унесла, скосила сынов плакальщицы, и то, что плачет она больше «за посулы без отдач», и то, что, отчаявшись от бед и горя, тетка Настя бесстрашно «корит бога».

Умение придать факту, рядовой житейской истории, частному случаю социальную «биографию» — существенная особенность лирики Людмилы Татьяничевой. Биографы поэтессы располагают возможностью восстановить едва ли не каждый шаг ее жизни, так как живы близкие, друзья, никто еще не прикоснулся к дневниковым записям, к архиву. Но и сейчас можно с уверенностью сказать, что лично пережитое, выношенное, прочувствованное всегда играло в лирике Людмилы Татьяничевой главенствующую роль, что биография лирической героини во многом строится на личном опыте поэтессы.

Нет ли в этом противоречия? Ведь личный опыт всегда уже, мельче, частнее опыта коллективного, общественного, народного. Но в том-то и дар Татьяничевой, что она умела сделать своими, кровными, личными беды и радости, ошибки и оборенья, промахи и победы тысяч своих современников.

«Росла угрюмой, безголосой…», а выросла трибуном, общественным деятелем, и в этом росте общественного, государственного мышления в стихах, конечно же, имели свое значение и работа на заводе, и Магнитка, и руководство Челябинской писательской организацией, когда она избиралась кандидатом в члены областного комитета партии, и особенно — подвижническая деятельность на посту секретаря молодого правления СП РСФСР под руководством Леонида Соболева…

Вступив в члены КПСС в июле 1941 года, поэтесса раз и навсегда определила свою политическую платформу и творческую программу — оружием слова служить партии и Родине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное