Читаем Судьба — это мы полностью

Пусть не в меня в прямом боюВонзился штык чужой огранки,Прошли сквозь молодость моюГода,Тяжелые, как танки.О, трудный марш очередейЗа хлебом,Клеклым от бурьяна,И над молчаньем площадейСуровый голос Левитана…(«Пусть не в меня…», 1960)

Что, как не собственная биография, как не биографии тысяч патриотов Родины, прошедших с ней великий путь борьбы и созидания, давало поэтессе право на такие высокие обобщения? Разве не пережитое вместе со всем народом вливало силу, полнило металлом уральской пробы и мощи ее голос?

Многие стихи поэтессы перекликались со стихами поэтов старшего поколения. В частности, со стихами Ярослава Смелякова. Вот как у того решалась тема единства биографии современника, биографии лирического героя и биографии страны:

Я строил окопы и доты,железо и камень тесал.и сам я от этой работыжелезным и каменным стал{33}.

Поэт широкого социального диапазона, стоявший в первом ряду певцов рабочего класса, поэт, не обошедший в своем творчестве и дорогой ее сердцу Магнитки, не мог не возбудить в Татьяничевой устойчивого интереса к своему творчеству. И если Смеляков в стихотворении «Мое поколение», из которого приведено четверостишие, создает величавый, суровый, хотя и трудный для воображения портрет рабочего поколения, начавшего «векам в назиданье — на поле вчерашней войны торжественный день созиданья, строительный праздник страны», то Татьяничева в стихотворении «Наше поколение» (Вот они, переклички!) рисует легко узнаваемый портрет наследников и продолжателей дела, начатого лихими конниками с красными звездами на шлемах. Это вчерашние сорванцы, которые «гоняли босиком в латаных рубахах», которых пытались одолеть голодуха и смерть, но просчитались, не учли характера. А теперь это поколение уже не удержать, оно приняло на плечи ответственность за судьбы страны.

А вот другое стихотворение, в котором духовная перекличка со Смеляковым еще откровеннее.

Я рыла доты,Строила заводыИ в зелень одевала пустыри.С народом вместе прожитые годы
За мною встали,Как богатыри.Да, я не знала праздности и неги,Но оттого не стала я бедней.И то, что я живу без привилегий,Считаю привилегией своей.(«Моя привилегия», 1969)

Смеляков: «Я строил окопы и доты», Татьяничева: «Я рыла доты, строила заводы…», у Смелякова «стоят за спиной, как Башни Терпения, — домны»; у Татьяничевой: «за мною встали, как богатыри», «с народом вместе прожитые годы»…

И урок и вывод на поверхности, да Татьяничева и не прячет, не вуалирует истоков своих творческих привязанностей:

На склоне пасмурного дня
Стихи читаю Смелякова.Его воинственное словоНасущным стало для меня.(«Стихи читаю Смелякова», 1972)

Уроки взаимовлияния — отдельная тема для разговора. А сейчас мне важно лишь подчеркнуть, что Татьяничева училась у Ярослава Смелякова чувству причастности к тому, что ежечасно, ежедневно совершалось в стране, вовлеченной в великий праздник созидания, чтобы, говоря языком Смелякова, звучала «история народа как биография твоя».

2. «Я» И «МЫ» — СОПЕРНИКИ? ДРУЗЬЯ?

Татьяничева-лирик почти всегда обращалась к читателю от себя лично, не пряча за техническими приемами кровную заинтересованность в идее, которую утверждала или отстаивала, в чувстве, которое испытывала, в котором хотела разобраться, в настроении, которое хотела запечатлеть…

О счастье я не знала ничего.

* * *

Если б можно,Я имя твоеПридорожной траве подарила.

* * *

Твои глаза меня зовут.

* * *

Люди мертвых хоронят.Я хороню живого.

* * *

Я уходила от любви,Как от причала корабли…

Я привожу первые строки стихов и мог бы продолжать демонстрировать эту характерную черту, примету стиля поэтессы бесконечно, потому что мы имеем дело не с поэтическим приемом, а с самой сутью ее образного мышления. Разумеется, у нее есть стихи, написанные от третьего лица. Но их мало. Тем более, что и в тех, редких, отстраненных, вдруг прорывается ее неугомонное «я». Очень наглядно это можно продемонстрировать на стихотворении«Разлюбица» (1969):

Муж жену одаривал подарками.То платком,То расписными ведрами…
Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное