Мы лихорадочно принялись за него со всей нашей аппаратурой, которая хоть как-то годилась для этого. Биоавтоматы спокойно ждали, когда мы закончим (их программа, очевидно, предполагала подчинение человеку, причем любому).
– Где вы его нашли? – мой голос дрожал. Я поймал себя на том, что не хочу выказывать слабость перед киборгами.
– На берегу реки, – ответила «учительница».
– Их теперь находят крайне редко, – мимика маски «плейбоя», как ей положено, изображала уверенность в себе и в банковском счете, общее добродушие и белозубый оптимизм.
– Но тут как раз размыло берег, и он проступил, – «учительница» говорила так, будто объясняла экскурсантам, каким образом останки шерстистого носорога оказались в школьном музее.
– Их там было двое, – добавил «плейбой».
– Вы вообще-то понимаете, кто это? – грозно спросила Стоя.
– Человек, – ответ биоробота был отнюдь не бесстрастным. «Плейбой» недоумевал, зачем его заставляют говорить очевидное. Видимо, не отвечать на вопрос человека он не мог, но отвечая, испытывал сомнения в умственных способностях спрашивающего.
– Кто я? – Стоя ткнула пальцем себя в грудь.
– Человек. – Маска «плейбоя» по-прежнему изображала оптимизм и все смежные с ним чувства, но в голосе слышалось раздражение.
– В чем разница? – Стоя обращалась к «учительнице», показывая на скелет и на себя.
– Во времени, – ответила «учительница».
– То есть?
– Это бывший человек, – в отличие от своего напарника она была терпелива, – а вы все трое будете бывшими людьми завтра.
– Это угроза? – удивился Марк.
– Скорей, философия, – ответил я.
– Не бог весть какое открытие, – фыркнул Марк.
– Ну, а живые где? – Стоя спросила, боясь ответа.
«Учительница» протянула нам полимер со схемой. Марк выругался. Стоя сказала киборгам:
– Мы там уже были. Там нет.
– Не может быть, – не поверила «учительница».
– На каждом континенте уверены, что люди есть на соседнем – говорю я. – Это значит, между биоавтоматами нет системы связи, во всяком случае, единой. И ни о каком государстве биороботов, их самоорганизации речи нет. Просто слоняются себе по материку, то есть выполняют положенное их программой и знают, что по другую сторону моря есть человек. Но это для них нейтральное знание – я обращаюсь к «учительнице» – ведь так?
– Когда были люди, я учила маленьких детей, – сказала «учительница».
– И что? Ты скучаешь без них? Тебе грустно без своей работы? – живо спросил Марк.
– Да. – «Учительница» смахнула слезинку, надеясь, что мы не заметили. – Но я знаю, что это имитация чувства, пусть и на основе самоусложняющейся программы. Программа развивается, может усложнять себя до бесконечности. Но это означает только, что всё более сложной становится имитация. Вот чего не учли разработчики.
– Есть! – у Стои были первые данные. – Он умер около ста лет назад.
– Тогда как раз всё и закончилось. – Обаятельная улыбка «плейбоя» и сухой, равнодушный голос.
– Что произошло? – мы спросили все.
– Мы не знаем, – сказала «учительница».
– Но вы помните,
– Мы тогда выполняли свою работу и не отвлекались, – ответила «учительница».
– То есть ты учила детей и не заметила их гибели?! – возмутилась Стоя.
– Разработчики тогда только-только запустили программу нашего самоусложнения, – сказал «плейбой».
Эта его улыбка. Я ударил по ней кулаком, потом рукояткой бластера. Бил до тех пор, пока не расколол ее до трещин, до вмятин в материале, из которого она сделана. «Плейбой» не сопротивлялся.
– Ну как, полегчало? – спросил Марк, когда я остановился.
– Мне жаль вас, – сказала «учительница». – Вы так и не смогли разобраться в смысле своего существования, но всем вам было больно и страшно умирать.
– У тебя достоверно получается, – киваю я.
– Я не имитирую, – отвечает «учительница».
– Что, в самом деле, жалеешь? – скривился Марк.
– Я пытаюсь.
– Неужели никто не спасся? – перебивает нас Стоя.
– Мы не знаем, – отвечает своим изувеченным ртом «плейбой».
– Этого не может быть, – уже тише продолжает Стоя. – При таких технологиях, при таком могуществе!