Судьба и другие аттракционы (сборник)

Хельгу, казалось, не потрясла смена планеты. Она радовалась, что выбралась наконец с «Возничего», и только. Новые запахи нового мира вызывали у нее чисто исследовательский интерес, да, они были ей приятны, но не более. Она приняла как данность новую почву, новые травы (для нее они, надо думать, разнились с тем, что было в ее мире в несопоставимо большей мере, нежели для нас). И, похоже, она совсем не удивилась отсутствию городов и биороботов.

Сколько мира, света, покоя было в этом пейзаже. Кажется, еще одна прародина, сказала бы Стоя.

К нам шли люди. Их тела и их лица, казалось, взяты с полотен Гогена. Они смотрели на нас с любопытством и радостью.

Они не знали Добра и Зла, они просто были добры. Им не надо было преодолевать раздвоенность своего духа — они были целостны изначально и дух их был светел — уходил в свою глубину, умножал ее, и глубина эта была светла.

Мы рассказали им, кто мы, откуда, зачем мы здесь, в их мире, на их планете. Мы рассказали и все, сами не ожидали… Но мы не могли по-другому с ними.

Они поняли нас? Мы и не думали, что они поймут так уж много. Но у них было то, что поверх понимания, непонимания.

Они жалели нас. Не так как гирэ — те жалели, потому что видели в нас нечто, эти же, потому что… мы так и не поняли, почему они жалеют нас.

Они приняли нашу тоску и «наше страдание». Суть сокрыта от них, но они пытались взять на себя нашу боль. Здесь мы с изумлением видели, что это не есть метафора. Это у них буквально.

Их искусство бралось из самого бытия, минуя подробности жизни, детали и обстоятельства. Казалось, так хотело само бытие — чтоб в своей чистоте, любовь, жизнь, смерть и ничего более.

Их безысходность была светла. При этом знали, что исчезают навсегда и бесследно. То есть их Гармония не держалась на упрощении реальности. Их вопросы о смысле, как мы поняли, оставались по большей части без ответа. Но им было дано то, что превыше, может быть, глубже смысла. Не обольщаясь насчет бытия, да и на собственный, они сознавали условность и промежуточность своего вопрошания — не знаю, но мне показалось так. Целостность брала себя не из легкости и безыскусности — из самой сложности бытия. Марк здесь со мной не соглашался.

— Нет, ну надо же! — возмущается он. — Всё мечтали и мечтали о «чистоте и прозрачности». И вот наконец-то! А мы сразу же хотим усложнить . По-другому никак? — вдруг Марк прекращает ерничать. — Значит, это наша цена?

— Да, мечтали, — говорю я. — И как раз об этом. Формы, подробности здесь не важны. Мечтали, зная, что невозможно. Потому и мечтали. Сама несбыточность была дорога нам. Сладкая грусть, сентиментальность, жалость к себе самим — все было в нашей мечте. Но была и тоска . Не-у-то-ля-е-мая. — И вдруг меня понесло. — Неужели еще одна версия рая? Третья по счету, да? Не слишком ли? Кажется, у этого скопления звезд страсть к тавтологии?

Все понятно. Сейчас Кегерн и Гордон начнут о том, не является ли третья планета неким экспериментом, начатым исчезнувшей сверхцивилизацией, или же ее диснейлендом. Потом Гордон задумается, а что, если те, со второй планеты, взяли и материализовали мечту? Это была цивилизация, воплощающая мечты? Свои собственные? Или же даже наши? (Они же знали о нас!) То есть это все могло быть для нас? В ожидании нас? Они понимали, что мы когда-нибудь окажемся здесь?! Интересно, с какой миной, консультант Томпсон, вы будете все это докладывать?

— Конечно, мы не впадем в такой маразм, чтобы заподозрить цивилизацию со второй планеты в создании этой пасторали, — говорит Марк, — но что-то здесь все же не так.

— А представь-ка, Марк, что было бы, если б эта планета была у нас первой? Страшно даже вообразить.

Марк посерел лицом, сказал:

— Мы не знаем еще, что будет на этот раз.

28. Гармония?

Что нам удалось узнать? Лимы (они так называли себя) произошли от миролюбивых и исключительно травоядных гоминид. То есть если бы нашими предками были, скажем, орангутаны, у нас тоже была бы Гармония? Только, наверное, обошлось бы без Цивилизации.

— Если на Земле основные принципы организации жизни: конкуренция, борьба за существование, естественный отбор, то у них симбиоз. Ты представляешь! — Я не понял по интонации Марка, он восхищается или же возмущается. — А когда появился разум , он преобразил симбиоз в гармонию социума. Наши предки боролись с природой, а у них симбиоз с деревьями и полями, зверями и птицами, реками и озерами.