Кера пыталась принять на себя его «тяжесть», его «боль». Но ведь все лимы пытались? Может быть, это с Марком потому, что у нее получалось неумело. Как-то трогательно неумело. В смысле, здесь неуместно любое «потому что».
Неужели лимы в самом деле принимают сейчас трепет, радость и предвкушение счастья Керы, потрясенность Марка, его изумление чистоте и силе своего чувства, боль отвергнутого Керой жениха?
А мы с Марком, кажется, уже учимся у них. Это снятие грани между
А ведь их способность любить ближнего как самого себя можно победить, научив их любить мелких, гадких самих себя.
30. Надо бежать
Девушку звали Герв
Гервина старалась «принять», «разделить» все это мое, ей так положено, Боже! И что, лимы теперь пытаются «разделить» муки Гервины? Вот так, понимая, что не разделят, не облегчат, зная, что здесь и нельзя «разделять», она должна здесь сама и одна… Принимают эти мои угрызения и рефлексии, не понимая (на свое счастье) их? Этот их «симбиоз» уже давал сбой. Нам надо остановиться! Покинуть их планету, пока не поздно. Пусть мы еще не успели закончить изучение «окна», ничего, продолжим в космосе. Надо бежать, пока не случилось то, чего себе не простим.
Марк был счастлив, чем добавил сколько-то радости «сознающим» его лимам. Их любовь с Керой умножала добро этого крошечного мира. Но нам надо бежать.
Хельга лежит на тапочках Стои. Запах хозяйки скрашивает ожидание, но ждет она спокойно, ибо знает — Стоя придет.
Мы не представляли тогда, насколько они могут «считывать» с нас. (Только начали еще изучать их телепатические и смежные с ними способности.) Исходя из того, что они «прочтут» во мне многое, я начал внушать себе что-то вроде: «все с Гервиной вышло так, потому что я не могу забыть Стою». Да-да, я прикрылся ею! Для блага лимов, чтобы не испытывать на прочность их чистоту, полноту их жизни, их «симбиоз». Но стыдно перед Стоей.
Я пытался сам поверить, я почти что поверил (в самую лестную версию для меня), но лицемерие так и осталось лицемерием, а мелкая подлость подлостью. Это даже хуже, что она была мелкой именно — тут какой-то особый оттенок, особое омерзение.
Они увидели всё. Вообще всё! И поняли даже, что я пытаюсь для их же блага. Они жалели меня, но в этой жалости впервые была заданность и еще были долг, рассудок, сознание собственной правоты… Нет, бежать, бежать! Немедленно, сейчас же. К черту исследование, к черту планы — бежать!
Пытаясь подняться над собою, я только лишь рушу, выворачиваю все, что лучше, выше меня. И как раз в тот момент, когда почти что уверовал, будто «у меня получилось» и что «я свободен». И само это свое «почти что» зачел себе как гарантию подлинности.