Судьба наизнанку

Фёдор вздохнул пару раз, мышцы его размякли. Олег ослабил захват, а затем вообще отпустил верхнюю конечность грядущего родственника. Лапин поднялся, прошёлся пару раз по горнице, опёрся на приступок печки. Олег всё это время старался на него не смотреть, – подумает ещё, что потомок его боится! Но краем глаза всё-таки старался удерживать Лапина в поле зрения.

– Извини, нашло что-то, – сказал Фёдор, потирая запястье.

– Ладно, – буркнул Олег, – проехали.

Такая идиома Лапину не была знакома, но суть её он понял верно.

– Так о чём ты сказать хотел? – снова подтолкнул Олег замолчавшего Фёдора.

– О жизни, что нас ожидает, – Фёдор удивлённо посмотрел на Олега, – что улыбаешься?

– Ты почти стихами сказал, – Олег прикрыл глаза, стараясь вспомнить, – «Что сказать мне о жизни, что оказалась длинной? Только с горем чувствую я солидарность И пока мне рот не забили глиной Из него раздаваться будет лишь благодарность»

– Прямо про нас сказано, – сказал Фёдор, – из ваших?

– Да, – понял Олег, – в конце двадцатого века один еврейский поэт написал, Бродский. Когда его из Советского Союза выперли за подрывную деятельность. Не те стихи писал, соцреализму не мог соответствовать.

– Повезло, – серьёзно заметил Фёдор, – у нас, его могли расстрелять, как Гумилёва.

В сенях скрипнули половицы, в горницу заглянула Вика. Подозрительно оглядела расположившихся друг против друга мужчин. Интуитивно спросила Олега

– Всё нормально?

– Да, милая, – улыбнулся ей жених, – о поэзии разговариваем.

– Стихи Бродского обсуждаем, – сказал правнучке Фёдор.

Ника ещё раз, сведя брови, вгляделась в лица сильной половины и не найдя ничего предосудительного, вышла на кухню. Взяв что-то из буфета, вернулась на улицу, к Антонине.

Олег с Фёдором переглянулись.

– Уж лучше б они напились! – сделал вывод Олег.

Фёдор засмеялся.

– Не всё что лучше – лучше, – сказал он, посмеявшись и пригладив ладонями короткую шевелюру, – ладно, слушай, Олег, что меня беспокоит.

– Во-первых. – Фёдор даже начал загибать пальцы, – оказалось, что жизни людские никому не нужны. Это я понял, когда про войну прочитал. Может, брешут ваши буржуазные авторы, но таких потерь невозможно придумать. Двадцать семь миллионов! – он покачал головой. – Во-вторых, простой человек как перебивался от получки до получки, так и перебивается. Что при социализме, что при капитализме.

– Об этом тоже в энциклопедии написано?

– Нет, это я понял, когда с вашими разговаривал.

– Сегодня? – уточнил Олег

– Нет, с понедельника. За эти дни ваших в Долбино перебывало – не сосчитать. Военные, милиция, железнодорожники, связисты, монтёры…

– Какие такие монтёры?

– Обычные, электричество на станцию провели. Теперь в каждую избу обещают «лампочку ильича» повесить. Сегодня на собрании обсуждали. Председатель от вас клялся за месяц сделать, если общество столбы поставит и на провода скинется.

«Вот и нежданное расширение рынков сбыта», – подумал Олег, – «с розеткой в каждой избе колхозники всю нашу бытовуху скупать начнут – от радио до электропил». Мысль у него неожиданно перескочила в сугубо коммерческую плоскость

– Слушай, а чем колхозники за электрификацию платить будут? Неужели как ты? – он хитро посмотрел снизу вверх на Лапина.

– Нет, – Фёдор не удивился такой постановке вопроса, – Илья Фомич предложил натурпоставками рассчитаться и часть зарплаты внести, если кто у него в колхозе работать будет.

– Зачем ему ваши трудодни? – удивился поначалу Олег, – а, точно. Он ведь деньгами платить будет, а не палочками. Интересно…

– Большая часть полей у нас осталась, – не обращая внимания на задумчивость Олега, стал рассказывать Фёдор, – Иван Андреевич, что нас подвёз, всё сам объездил, на каждом поле побывал. Ещё, говорит, можно успеть удобрить и сорняки вывести. Буряки раза в два больше будут, да картошка центнеров шестьдесят с гектара даст. С пшеницей, сказал, ничего поделать нельзя – сорт такой, колос слабый, больше не вырастет.

– Стало быть, – сказал Олег, воспользовавшись паузой в речи Фёдора, – весь наш торговый бизнес медным тазом накрылся. Всё в колхоз понесут. Слышал я про его председателя – почти полвека командует и при любой власти умудряется на хорошем счету быть. Что при Советах в передовиках ходил, что сейчас, при капитализме миллионы зарабатывает.

– Ерунда, – Фёдор махнул рукой, – как у вас говорят – никаких проблем.

– Не понял?

– Антонина первая в колхоз записалась, – со странной интонацией сказал Фёдор, – вместе с паями. Теперь она, – щека его дёрнулась, – заместитель директора агропредприятия по коммерции. О как!

Непонятно было, что в его словах было больше – осуждения такого шага или гордости за свою половину.

– Да как же, – Олег слегка обалдел, – её на работу приняли?

– Как, как. Так, – Когда Илья Фомич в среду приехал, она как раз в кооперативе была. Встретились, поговорили, – Фёдор слегка улыбнулся, – кто ж ей откажет, наследнице!

– Вот оно как, – протянул Олег, – политический, значит, вопрос. А я-то думал…

Что он думал, сказать Олег не успел – в избу вернулись женщины, что-то брякнуло за печкой, в горницу быстро вошла Антонина.