Основной «мессидж» новой телекоманды можно было сформулировать в двух словах – «держать дистанцию». Собственно, это было не столько явное пожелание высшего руководства, ещё не полностью определившего роль попаданцев в новом мире, сколько невысказанное настроение большинства жителей перенесённых территорий. Да, несмотря на высказываемую ранее ностальгию по временам СССР, основная часть харьковчан и примкнувших к ним белгородцев вовсе не горела желанием слиться в братском объятии с большевистской державой. Когда пришло время перевести кухонные мечты и форумные дебаты в практическую плоскость, практически никто из радеющих за воссоединение, пешком в Союз на ПМЖ не отправился. Хотя в течение первых недель перемещаться через линию раздела можно было практически свободно, 99 % из ломанувшихся в ретрохронотур успешно вернулись обратно. Были зарегистрировано всего несколько десятков заявлений о пропаже уехавших в СССР людей, да на форумах и блогах всё так же успешно постили те, кто при «прежнем режиме» успел зарекомендовать себя яростными адептами СССР и лично товарища Сталина. Что, собственно, никакого удивления у руководства области не вызвало – в Китай, Кубу и Северную Корею по идеологическим причинам никто не уезжал и в более благополучные годы.
На самом деле в этом не было ничего хорошего – просуществовать безыдейным попаданцам в насквозь идеологизированном окружении было абсолютно нереально, и новые власти Харькова это хорошо понимали. Человечество вообще и человек в частности может развиваться только «за» или «против» чего-то или кого-то и цели эти в абсолютном большинстве случаев лежат далеко за рамками меркантильного интереса. Живя «просто так» легко повторить судьбу пресыщенных жизнью граждан Рима и Константинополя, пальцем о палец не ударившим в дни штурма этих имперских столиц вражескими армиями. Ни термы, ни храмы не уберегли их от удара варварского меча. Боги не любят зажравшихся, благоволят к ищущим действия. Им всё равно, кто остановился в развитии – африканское племя или цивилизованный город. Остановившийся всегда обречён – таков непреложный закон развития любого разумного общества, существующего как быстротекущий процесс в планетарной, да и вселенской, статике.
Конечно, такими философскими измышлениями правящая верхушка не заморачивалась. Главной целью господствующего на харьковщине класса «олигархических капиталистов», как назвали их в СССР, было сохранение всего нажитого непосильным трудом за последние двадцать лет. Для этого надо было вовлечь в эту безнадёжную, как на первый взгляд казалось, борьбу, широкие народные массы. Нужна была общая для всех идея, связывающая первого министра и последнего дворника общим смыслом жизни. Без этого любое техническое превосходство превращалось в пыль, так как не нашлось бы людей, способных эффективно его применить. Что, собственно и случилось летом сорок первого года в прошедшей харьковской истории. Несмотря на всю идеологическую накачку, основная масса красноармейцев вовсе не горела желанием беззаветно умирать за дело Ленина-Сталина. Об этом можно было судить хотя бы по расходу винтовочных патронов – основного стрелкового боеприпаса. Два-три выстрела в сутки! Пока бывшие крестьяне и пролетарии не поняли, что им принесёт смена начальственной крыши, толком они воевать не стали. Но даже в условиях современной войны на это ушло два года. На такие сроки и подобную цену харьковским властям идти было смерти подобно и высшие чиновники это хорошо понимали. Максимум полгода-год можно было отнять у закованный в стальной военный мундир судьбы.
Несмотря на всю фантастичность указанных сроков, у властей был не менее фантастический по воздействию мозг обывателя механизм – средства массовой информации со всем подобным опытом двадцатого века. Дело было за малым – выбрать идеологию для быстрой перезагрузки общественного сознания…
Собственно, выбор был невелик. Таких идеологий, в чистом виде, за всю свою историю человечество смогло придумать в количестве всего трёх штук. Две существующих постоянно и одна, периодически возникающая, но только в двадцатом веке вырвавшаяся на мировой оперативный простор. Религия, нация и справедливость.
Религиозная платформа отпала сразу. Слишком мало было истинно верующих и слишком сложно было пристегнуть христианские ценности к текущим практическим нуждам.
Справедливость была всем хороша, но за чертой существовала его большевистская интерпретация, не терпящая покушения на свою идеологическую поляну. Последний уклон заровняли всего пару лет назад. Да и как в такой парадигме объяснить харьковчанам приватизацию «заводов, газет, пароходов»? Отдавать ведь придётся, «взад» как пела любимая группа российской вертикали власти, всё накопленное трудовому народу. В этом смысле данная тема не канает, однозначно.