«Шествие было в Академию наук, в которой президентом был аббат Биньон…» Царю показали модели новых машин, при нем проделали различные опыты. «На все сие государь Петр Великий смотрел прилежно, делал свои примечания и желал, чтобы члены сего славного собрания сели, дабы мог он видеть порядок академического заседания. Тогда-то подарил он Академии наук карту Каспийского моря совсем иного вида, нежели прежние карты географами об оном изданные. Она принята была с отменным удовольствием и с чрезвычайным почтением, и тот час признан оп был почтеннейшим и знаменитейшим Парижской Академии членом» [31].
Итак, 19 июня 1717 г. в торжественной обстановке члены Французской академии наук избрали русского царя академиком. Первопричиной этого события, несомненно, был значительно возросший при Петре I международный авторитет России. Но в то же время избрание в члены всемирно-известной Французской академии наук не могло произойти без наличия научных заслуг избираемого. В данном случае такой заслугой явилась новая карта Каспийского моря, в корне изменившая представление географов о нем, — как отметил очевидец этого события. По удивительному совпадению, в тот же день на другом краю земли создатель этой карты Александр Черкасский, только что получивший известие о гибели жены и детей, потрясенный горем, но верный долгу, выступил с отрядом в путь в Хиву, где его ждала смерть.
Этими сообщениями современников Черкасского ограничиваются все сведения о его карте. По таким данным невозможно было получить более или менее полное представление и иметь верное суждение о ней. Несмотря на это, в литературе часто встречаются отрицательные отзывы о карте Черкасского. Эти мнения не основаны на анализе карты, так как ее никто не видел, а лишь повторяют в том или ином варианте высказывания историка XVIII в. Г. Ф. Миллера. Он совершенно бездоказательно писал, что карта Черкасского «сочинена больше по словесным известиям, нежели по собственному его исследованию» [55]. Л. С. Берг считал, что Миллер карты Черкасского не видел — во времена Миллера она была уже потеряна [14]. Вслед за Миллером критики карты Черкасского, никогда не видев ее, утверждали, что она была неверной и неточной, так как составлялась не по личным наблюдениям и съемкам, а по сведениям, полученным при расспросах местных жителей [20, 22, 46, 67, 94].
Впервые оказалось возможным составить представление о съемках 1715 г., когда Л. С. Берг нашел и опубликовал сравнительные карты описей: Черкасского 1715 г., Урусова 1718 г. и Кожина 1716–1718 гг. (подробно о них см. стр. 86).
Л. С. Берг много лет исследовал проблемы изменения уровня Каспийского моря. Он подробно осмотрел карты моря, хранящиеся в картографических отделах Библиотеки Академии наук СССР и Публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, а также в рукописном отделе Библиотеки АН СССР, где хранится большое собрание карг петровского времени[21]
.В этой коллекции он нашел уже упомянутые сравнительные карты. При их публикации он писал, что общие очертания восточного берега по описям Черкасского даны гораздо точнее, чем на картах Кожина и Урусова. Этим опровергалось мнение Миллера о карте Черкасского, как составленной по «словесным известиям». Л. С. Берг отметил ошибку в широтном положении города Астрабада, о которой упоминал Г. Делиль. Одновременно он сообщал, что подлинную карту 1715 г. пока разыскать не удалось [14].
Как была найдена карта
В 1951 г., уже после смерти Л. С. Берга, мы решили попытаться найти карту А. Черкасского. Поиски начали с уже обследованного Л. С. Бергом собрания карт Географического департамента, предположив, что он мог случайно пропустить какую-либо карту (хотя надежды на это было очень мало). Подробно осматривая все карты Каспийского моря, мы обратили внимание на одну из них, упомянутую в обзорной статье Л. С. Берга [14]. Это была большая рукописная навигационная карта всего Каспийского миря, без подписи составителя и без даты. Л. С. Берг отнес время ее составления к 1723 г., отметив, что восточный берег на ней нанесен по Черкасскому (1715 г.)[22]
.