Судьба офицера. Трилогия

Самолеты налетели вновь, но они сбросили бомбовый груз и обстреляли из крупнокалиберных пулеметов уже пустое место.

А вскоре послышалась команда: строиться в походную колонну, и отряд двинулся дальше, спускаясь с гор в долину. Остаток дня и всю ночь колонна шла ускоренным маршем, часто меняя направления, выбирая путь в ложбинах или в тени деревьев, потом на весь день затаилась в душных, забитых слепнями и комарами кустарниках и лишь в сумерках сдвинулась с места. После полуночи остановились в старом саду.

9

Удивительная тишина господствовала всю ночь. Не слышно было артиллерийской канонады, не гудели надрывно ночные бомбардировщики, нигде не видно сполохов пожарищ, даже ракеты не вспыхивали. Деревья стояли неподвижными, между кронами виднелось звездное небо. Но чувство усталости не проходило, пока не повеяла рассветная прохлада. И как только усталость немного отошла, так остро возникло предчувствие боя. Это предчувствие предстоящего сражения всегда захватывает человека сполна, к этому привыкнуть нельзя.

В такие моменты Андрей всегда сравнивал события человеческой жизни с явлениями в природе. И на этот раз ему вспомнилось приближение грозы где-то в донецких степях: все вокруг затихало, замирало… Незаметно появлялись сумеречные тени - легкие, прозрачные. А потом возникал где-то вдали неясный гул грозы - он близился, нарастал, становился мощнее, как грохот поезда где-то за курганами. Вот уже за пригорками да за деревьями взметались бледные, неясные сполохи, они мигали, каждый раз сильнее и ярче. Воздух свежел, срывался влажный ветер, и вдруг небо разваливалось от молнии и грома, казалось, рядом произошел взрыв, даже дымом пахло. И обрушивался ливень, завладевая миром. И как грозу человек не может предотвратить, так солдат не может отсрочить предстоящее сражение. Когда оно приближается, окопник всегда его предчувствует. И какая разница для солдата - большой или малый будет бой: в любом таится смерть. Гибнет один или множество людей - каждый из них погибает в отдельности, и никому легче не становится: умирает ли он в малом бою иль в большом сражении. И жизнь у человека одна, и смерть - одна, независимо от того, где она настигает нас. И смерть каждого непохожа на смерть других людей, как непохожа жизнь любого на жизнь кого бы то ни было иного. Они, жизнь и смерть, единственны для каждого.

Наверное, поэтому солдаты не просто ожидают бой, а готовятся к нему: каждый не только тщательно чистит и проверяет оружие, но и в себя заглядывает, укрепляет свое душевное состояние, становится сосредоточеннее, отходя от мелочности и эгоизма, добреет к товарищам по окопу, по оружию.

Пулеметчики, расположившись в саду, ожидали дальнейших распоряжений. Время шло, а от Истомина не было связного, и Оленич отдал команду окапываться по кромке сада, выбирая удобные для пулеметов секторы обстрела.

Подошел сержант Райков.

- Товарищ лейтенант, что-то уж очень тихо в той стороне, где должен быть фриц, - шепотом промолвил он, явно выказывая тревогу, вызванную неведением. - Мы словно слепые. Хоть занимай круговую…

- Да, подозрительно тихо. Обычно немцы ночью для острастки пускают ракеты.

Еремеев пробормотал:

- Собаки лают по ночам от страха.

- Возможно, они затихли, выжидая, пока мы себя обнаружим. - Оленич пожал плечами, однако запомнил слова своего ординарца: похоже, народная примета очень правильна и по отношению к фрицам.

- Залают, лейтенант, - уверенно проговорил ефрейтор. - Посидят, посидят да и начнут пугаться тишины. Пойдет лай до Эльбруса.

Оленич пошутил:

- Наверное, противник дает нам возможность занять поудобнее позицию, окопаться в полный профиль, замаскироваться.

Переняв от командира веселый тон, Райков тоже решил пошутить:

- Вор он и есть вор: украл нашу тактику выжидания, наблюдений и изучения противника. Понимает, сволочь, что в горах ему быстро будет капут. Товарищ лейтенант, разрешите, я с Алимханом попробую разведать передний край?

- Отставить! Усилить наблюдение и обо всем замеченном докладывать немедленно.

- Есть, - разочарованно протянул Райков.

Ох и нетерпелив этот паренек! Ему надо все знать, он должен во все вмешаться, его все интересует. Оленич приметил Сергея, как только прибыл в Ставропольский запасной полк - на первых же конных учениях на ипподроме. А на стрельбах из станкового пулемета Райков показал отличные результаты - поразил мишени со ста, двухсот и даже с четырехсот метров.

- Молодец, ефрейтор! - сказал ему тогда Оленич. - В боях участвовали?

- Нет. Это я тут такой меткий. А как там, на передовой, - неизвестно.

- Вы что же, боитесь?

- Откуда я знаю? Может, в штаны накладу…

- Замечали за собой такую слабость? - со смехом спросил лейтенант.

- Да нет, не было… Конечно, я думаю, что не испугаюсь фашиста. Но наперед ничего нельзя знать. Говорят, что у фрица техника грозная. Только я плевал на его технику! Но ведь этим его не возьмешь! Я правильно рассуждаю, товарищ лейтенант?

- Правильно, ефрейтор. Пойдете на тачанку пулеметчиком?