Судьба открытия

«Это уже выходит за рамки всяких детских шалостей, — подумал Михаил Андреевич. — Это бог знает что, названия нет: кулак показывать и бросать на пол икону!»

Провинившегося заперли в пустом чулане. К обеду отец объявил решение: во-первых, он прикажет денщику Федьке его высечь; во-вторых, немедленно отдаст в кадетский корпус. Там умеют учить уму-разуму, там много не набалуешься. И хватит баклуши бить. До безобразия дошел.

Тут Вовке даже слезы матери не помогли.

При таких трудных обстоятельствах мальчик закончил жизнь в родительском доме. От угрожавшей порки спасло вмешательство тети Капочки: она очень кстати приехала погостить из Петербурга. Капитолина Андреевна в те дни решила, будто племянник — несносный шалун и озорник; это убеждение осталось у нее надолго.

Спустя двадцать с лишним лет подряхлевшая тетка кивала на старые дела:

— Из трубочек всё строишь? Как был сорванцом, так и остался!

«Господи, — думала она, — в кого только он пошел? То человек как человек, то юрод-юродом. И единственный ведь, единственный потомок… И ни дед, ни отец не блажили. Может, женится — остепенится?»

Она с жалостью посмотрела на бородатого племянника. В выцветших старушечьих глазах блеснули слезы.

Лисицын, посмеиваясь, сидел перед ней на диване.

Капитолина Андреевна вспомнила: позапрошлой весной на пасху она вздумала навестить своего Вовочку. И что же? Она тогда увидела — стыдно сказать — целые две комнаты, где тесно от бутылок и стеклянных трубок.

Сейчас она посмотрела заслезившимися глазами и сокрушенно вздохнула:

«Так в баловстве и живет. Нет, не приведут игрушки взрослого к добру! Ведь ни отец, ни дед… Ах ты боже мой!»

— Наследство, — спросила она, — поди, все размотал?

Лисицын, опустив руки в карманы сюртука, ответил:

— Водки я не пью; в карты не играю…

— Смотри! Размотаешь деньги, по миру пойдешь. На меня, голубчик, не рассчитывай!

У «голубчика» даже борода раздвоилась от улыбки, даже веки вытянулись в щелочки. Он достал из кармана два круглых прозрачных флакона с какими-то белыми не то порошками, не то зернышками, поставил их перед теткой и сказал:

— Вот!

Та откинулась на спинку кресла:

— Что это?

— Товар, тетя Капочка. Образцы. Здесь — сахар, здесь — крахмал. Торговать думаю.

Капитолина Андреевна не заметила шутки, всплеснула руками и закричала:

— Да ты совсем, что ли, рехнулся? Никогда Лисицыны лавочниками не бывали. Срам какой!

«Нет, — подумала, — никогда бы этого Евгений…»

Глаза Лисицына спрятались. Он солидно погладил бороду:

— Зачем же лавочниками? Я, может, крупное дело открою.

— Тебя обманут ведь! — застонала тетка. — Миленький, не позорься. Хоть память отца пожалей!

А племянник озорным басом тянул:

— Будут меня величать: «Ваше степенство… пер-рвой гильдии…»

— Ах, несчастье какое… Что же ты выдумал, — дребезжащим голосом причитала старуха: — сын полковника, офицера…

В ее руке появился смятый батистовый платок. Она беспомощно, по-детски искривила губы. Тогда Лисицын всхлипнул от смеха, захлопал ладонями и сказал, заглядывая тетке в лицо:

— Я шучу, шучу! Помилуйте, какой я купец. Не стану я торговать. Это я сам сделал.

Капитолина Андреевна опустила на колени руку с платком, насторожилась. О науке она имела самое смутное представление. А торговля казалась ей отвратительным занятием, недостойным того, кто мог бы носить офицерский мундир.

— Что сделал?

— Да вот сахар и крахмал.

Она улыбнулась сквозь слезы.

— Ну тебя, баловник!

— Сделал, — Лисицын снова оживился, — ей-богу, сделал! Каждый день только и занят этим.

— Купить, что ли, не можешь?

— Я не для себя.

— Так неужели… — рука с платком приподнялась и вздрогнула, — значит, на продажу?

Лисицын резко замотал головой.

Скрипнула дверь, вошла Варвара. Она была в белоснежном накрахмаленном переднике, с кружевной наколкой на седых волосах — принарядилась по случаю гостя.

— Барыня, кушать подано, — сказала она нараспев. Шагнула вперед, добавила скороговоркой: — А Владимир-то Михайлович… не узнать прямо. Тьфу, чтобы не сглазить… такие выросли!

Тетка, косясь на племянника, опасливым жестом показала на флаконы:

— Тогда на что они тебе понадобились?

— А чтобы люди были сыты.

— Бедным раздаешь?

— Нет, не раздаю. — Глаза Лисицына стали большими и строгими; он взял один из флаконов и посмотрел через него на свет. — Видите, тетя Капочка, хочу я всех людей научить, чтобы пища ничего не стоила. Хлеб по крайней мере, сахар…

Капитолина Андреевна следила за ним, наморщив лоб. Наконец подумала: наверно, шутит.

— Ах, сорванец! — хихикнула она. — Кухмистер какой! — И тут же, опять вздохнув, забормотала: — Баловство тебе всё, игрушки… Господи, хоть женился бы.

— Пожалуйте к столу, — напомнила Варвара.

— Пойдем, — спохватилась тетка, поднялась с кресла. — Что же я… Вовочка, пойдем!

А Лисицын сидел и молчал, словно вдруг перестал слышать. Пошевеливая бровями, он разглядывал белые крупинки в прозрачном флаконе. Флакон медленно поворачивался в его руке, и кристаллики-крупинки перекатывались, отсвечивая тусклой, матовой белизной.

Глава II

Снеговые вершины