Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению”

Можно сказать в заключение, что жизнь у меня никогда не была простой и легкой. Она и сейчас очень тяжелая. Но я теперь работаю после болезни, и поскольку у меня много учеников, сотрудников, причем по всей стране, я получаю много писем и разных свидетельств. Сколько людей как-то в жизни были со мной связаны… Они как-то выражают свою поддержку. Я уже не говорю о ближайших своих сотрудниках. Есть работа. Я чувствую свою ответственность перед делом и перед этими людьми. Вот, что еще важно, — моими последователями. Книги, записки — это только мое личное дело. А теперь пошло со мной много людей, и я чувствую ответственность за этих людей.

Корр.: Не жалеете ли Вы, что в 1985 году пошли с Горбачевым, пошли в политику?

И.Ф.: Нет. Во-первых, даже находясь на партийной работе я всегда старался реализовать свои гуманистические идеи: проблемы человека, гуманизма. И, во-вторых, все-таки был создан Центр наук о человеке, Институт человека, журнал «Человек». Я всегда думал, что сделал правильно, идя в политику, и это помогло мне это организовать. А то, что сейчас так тяжело, сегодня тяжело и, может быть, мне не будет легче до конца моей жизни, но зато Юдину, Игнатьеву будет легче. Другие будут дальше, как я, заниматься этим делом. Мы же не в средневековье движемся, и даже если и движемся к средневековому мракобесию, все-таки образумится и русский народ. И истоки культуры у нас остаются. И Достоевский, и Толстой, и Соловьев, и Маркс. Они остаются, они не дадут нам стать дикарями. Вот такой у меня сейчас «оптимизм» в кавычках.

* * *

Когда готовили доклад о 70-летии Октября, я сыграл определенную роль в реабилитации Бухарина. Это хотел сделать еще Хрущев, но не решился. Это не так просто было. И когда он был уже в отставке, он очень жалел, что не сделал этого. Это сделал Горбачев, и я рад, что помогал ему и в этом. В этом докладе произошла также реабилитация Хрущева. И все, что написано об этом периоде, начатом посла ХХ съезда, то, что написано о Хрущеве, написано моей рукой. И осталось неизменным до конца, и так опубликовано. Это я написал то, что было в докладе Горбачева о Хрущеве.

Но это — лишь частный случай. Все это — в определенном контексте той работы, которая велась. И надо учитывать и то, что со многими взглядами, позициями (в идейном плане) Бухарина я очень не согласен. Но это не заставляет меня хоть чуточку сомневаться в том, что Бухарин реабилитирован справедливо. Хотя очень многие его позиции меня совершенно не устраивают. О применении насилия, например, и т. д. Но я учитываю, что все это говорилось и делалось в определенное время. Я надеюсь, что и меня в будущем будут оценивать с учетом времени, в котором я жил и работал. Надо оценивать ситуацию. Может, разберутся, может — нет.

Самое главное, что относится к нашей теме. Бухарин считал, что, когда мы говорим о коммунизме, то необходимо, чтобы кадры интеллигенции «штамповались». Так говорил Бухарин. Он говорил: «Я сам имею привилегию или недостаток в том, что выхожу из интеллигенции и прекрасно ее знаю». А я считаю, что не очень он знал интеллигенцию. И вот то, что он сказал, это нам очень и очень повредило. И вот чего здесь больше у Бухарина? Самоуверенности или невежества? Умные люди уже в те годы обсуждали эти проблемы, например, в романе Замятина «Мы» (он вышел в 1922 г.). Как раз там «штамповка». О том, как людей «штамповали», как говорил Бухарин. Но Замятин довел это до абсурда. А Бухарин сказал свою глупость в 1925 г., т. е. уже после того, как такие писатели, как Замятин, показали абсурдность этой идеи. Или Оруэл. Его «1984 г.» Они уже это высмеивали, говорили, что невозможно людей «штамповать». К сожалению, эта линия определила во многом политику формирования нового человека. Как штамповку. Хотя были предупреждения. И тем не менее не в такой одиозной форме, но штамповка происходила. Это при Сталине. Казарменный коммунизм и т. д. Сталин и другие это подхватили. И хотя Бухарина они уничтожили, глупость, которую сказал Бухарин, они еще больше утрировали. Бухарин был просто откровенным.

Теперь подвожу некоторый итог. Я говорил о России, о своей стране, о себе, о своей жизни. Как и в каких условиях я работал, развивался и теперь я делаю некоторые обобщения. Вот была такая установка в стране, в которой я еще не родился. И вот я попал на эту «фабрику». Меня начали «штамповать». Я делаю заключение. Вопрос в том, удалась ли штамповка?

И да, и нет. Удалась, потому что нас изуродовали. И вот моя жизнь так сложилась. Но и не удалась. Почему? А потому что я в итоге пришел к протесту против этого вышел на проблему человека. И, занимаясь проблемой человека, я все-таки резко критиковал эту «штамповку». Это — итог того, о чем я говорил, в том числе о политике, науке и т. д. Это — фундаментальный вопрос, самый фундаментальный вопрос в заключение.

* * *