Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии

Он отдавал предпочтение Марии Нарышкиной. Обиженная Елизавета пишет матери: «Я говорила Вам, любезная Мама, что впервые она (госпожа Нарышкина. — Е.П.) имела глупость сообщить мне первой о своей беременности, столь ранней, что я при всем желании ничего бы не заметила. Полагаю, что для такого поступка надо обладать бесстыдством, которого я и вообразить не могла. Это произошло на балу, тогда еще ее положение не было общеизвестным фактом, как ныне, я говорила с ней, как со всеми прочими, спросила о ее здоровье, она пожаловалась на недомогание: «По-моему, я беременна». Как вы находите, Мама, каким неслыханным бесстыдством надо обладать?! Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна. Не знаю, к чему это приведет и чем кончится, но знаю только, что я не стану убиваться из-за особы, которая того не стоит, ведь ежели я до сих пор не возненавидела людей и не превратилась в ипохондрика, то это просто везение».

«Это кончилось» спустя шестнадцать лет, когда Софья Нарышкина, дочь, очень любимая Александром, умерла молодой накануне своей свадьбы от чахотки.

После разрыва с Нарышкиной Александр обратил внимание на Софью Бельо, дочь придворного банкира. О романах императора знали все. Лицеист Александр Пушкин написал эпиграмму «На Баболовский дворец» — место «тайных» свиданий влюбленных:

Прекрасная! Пускай восторгом насладится В объятиях твоих российский полубог.

Что с участью твоей сравнится?Весь мир у ног его — здесь у твоих он ног.

А что же Елизавета? Она старалась встречаться с мужем, только когда это было совершенно необходимо, и проводила время в Каменноостровском дворце в стороне от большого света. По Петербургу ходили слухи, что императрица, как и император, завела роман на стороне. Называли имя кавалергардского ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова.

Уже после смерти всех участников этой истории, узнав о ней от своего мужа, уничтожившего письма Елизаветы Алексеевны к Охотникову, императрица Александра Федоровна записывает в своем дневнике: «Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет ее «моя маленькая женушка, мой друг, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя» и т. д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2–3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи ее маленькой Елизы, — вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребенка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность — и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом».

«Дорогая Элиза, позволь мне дать тебе один совет, а вернее, не откажи в небольшой просьбе: не меняй время твоей прогулки, это сможет показаться странным и встревожит Императора. Вспомни, что он тебе говорил намедни».

В другом месте написано: «Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном», затем идут чудовищные любовные заверения: «Если я тебя чем-то обидел, прости — когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь». Чувствуется, что он испытывал настоящую страсть; он любил женщину, а не императрицу; он обращается к ней на «ты», называет ее своей женой, потому что уже привык к этому и не может смотреть на нее иначе. Он говорит о назначенном свидании, мечтает, чтобы ночь была безлунной, так как только в темноте он может отважиться забираться по стене. Однажды он заболел и был вне себя, что не придет к ней. По-видимому, передавала письма и была посредницей некая М. Когда императрица еще носила свою Елизу, он умер в страшных мучениях; она узнала об этом, и в то время по ней действительно было видно, как тяжело она страдает и скорбит, о чем рассказывала мне императрица-мать».

Великий князь Николай Михайлович, биограф Елизаветы, племянник Александра, излагает более романтическую версию: Охотников не умер от болезни, а был убит на улице, когда поздно вечером возвращался из театра. В Петербурге винили младшего брата Александра, Константина, который решил таким способом восстановить честь семьи. (Александр в это время проигрывал сражение под Аустерлицем.) Но современные историки согласны с императрицей. Они считают, что, вероятнее всего, виновницей гибели любовника Елизаветы Алексеевны была чахотка.