Я замираю на верхней ступеньке, в шаге от двери свекрови. Нога зависает над ее ковриком. Коричневый лоскут из ковровой дорожки, которую я подарила ей в первый год брака с Олегом. Удивительно, как она вообще сохранила это напоминание обо мне. Наверное, ей доставляет удовольствие каждый день представлять на месте коврика мое лицо и вытирать об него ноги. В груди холодеет, когда я поднимаю глаза на Игоря. Он открыл электрический щит и голыми руками берется за провода.
— Что ты делаешь?!
— Не знаешь, где ее пробки? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, вырубает ближние. — Надеюсь, это они.
Захлопнув щит, Игорь отпрыгивает ко мне на ступеньку. За дверью раздаются торопливые шаги и недовольный голос свекрови. Я закрываю лицо ладонями, но он берет меня за запястья и опускает руки. Щелчок замка, дверь открывается. Игорь прижимает меня к стене и впивается губами в мой приоткрытый от изумления рот. От прикосновения его языка перехватывает дыхание.
Глава 6
Ничего и кое-что
— Молодежь! — выходит на лестничную площадку свекровь. — Совсем стыд потеряли!
Она захлопывает дверь. Краем глаза я вижу, как Игорь успевает просунуть в щель руку. Его зубы впиваются мне в нижнюю губу, из груди доносится тихий стон. Боль сквозь опухоль в губе пронзает передние зубы. Свекровь стучит в соседнюю дверь и, вталкивая опешившую хозяйку в глубь прихожей, заявляет:
— Я досмотрю у тебя сериал. В моей квартире отключилось электричество.
— Твою свекровь! — вытаскивает прижатую руку Игорь, когда за соседкой закрывается дверь.
— Так тебе и надо, — облизываю ноющие то ли от поцелуя, то ли от зубов Игоря губы.
— Зато замок не захлопнулся, — открывает он дверь в квартиру. — Пошли.
— Нет! — упираюсь в дверной косяк. — Вдруг она вернется?
— Не вернется. Сериал начинается сразу после выпуска новостей. У нас есть минимум полчаса.
— Для чего?
— Для поиска улик.
Поднимаю глаза к потолку, но захожу в квартиру. Какой смысл отступать? Пусть лучше Игорь раз и навсегда убедится, что моя свекровь не убивала Катю, и больше не пристает ко мне со своей дурацкой теорией.
В квартире свекрови я была всего пару раз. Заходила в прихожую, когда приводила Катю в гости к бабушке. Мне знакомы красные с золотом обои и декоративный электрический камин советского образца, который свекровь использует вместо тумбочки. Следующая комната, одновременно гостиная и спальня, кажется чужеродной этой квартире. Обстановка здесь напоминает скорее салон светской дамы восемнадцатого века, чем комнатку семидесятилетней старушки. Но, стоит присмотреться, все вещи оказываются лишь дешевой стилизацией под старину, как и камин из советских времен.
На каждой плоской и твердой поверхности, включая журнальный столик и даже подлокотники дивана, стоят рамки с фотографиями. Это не привычная галерея бабушки с детьми и внуками или давно умершим мужем. На всех фотографиях только одно лицо — молодой Ольги Семеновны. Вот она в юности. Вот уже повзрослевшая, но все еще не утратившая юношеской миловидности. Вот и единственная групповая фотография, где она окружена десятками малышей. Наверное, ее первый выпуск. На этом снимке ее нос уже заострился, как и взгляд — посуровел. Несмотря на правильные черты лица, внешность молодой матери Олега кажется непривлекательной, даже отталкивающей. Наверно, наружу пробивается отвратительный характер. А может, это только мое, предвзятое, мнение? В любом случае Ольга Семеновна считает себя красавицей, раз каждый день продолжает любоваться безвозвратно утерянной молодостью.
— Только погляди! — сует мне в лицо целлофановый пакет Игорь. — Это же Катькин цвет волос!
— Да, это ее волосы, — нехотя беру в руки пакет с локонами.
— Она убила внучку и вырвала у нее клок волос. Чертова фетишистка! Вот и первая улика.
— Это волосы новорожденной. Их сохраняют как оберег. По ним снимают сглаз или что-то вроде того. Обычное суеверие. Знаешь, что странно?
— Ну?!
— В квартире нет ни одной семейной фотографии. Допустим, Ольга Семеновна не хочет видеть себя постаревшей, поэтому прячет снимки с сыном и внучкой, но где в таком случае свадебные фото?
— Откуда им взяться? — пожимает плечами Игорь. — Свадьбы-то не было.
— Разве папа Олега не умер во время медового месяца?
— И да и нет.
— Как это?
— Моя мама рассказывала, что перед свадьбой жених Ольги Семеновны заболел, поэтому свадьбу отменили. Они вроде как просто расписались и уехали на воды. Там ее мужу якобы стало еще хуже. Короче, домой она вернулась в черном и с животом.
— Бедная…
— Еще бы, в те времена это называли «принести в подоле».
— Неправда, она же вдова!
— При живом муже.
— Не понимаю.
— Точнее, вообще без мужа. Когда нам было лет по десять, покойный папа Олега вернулся в город за дедушкиным наследством, живой и невредимый.
— Ничего себе! Выходит, он не умер на водах?
— Выходит, его там и не было. Развел невесту перед свадьбой, заделал ребеночка и свалил. По тем временам — неслыханный позор. Представляю, как Олег расстроился, когда встретил мертвого папашку.
— Скорее обрадовался. Какой-никакой, а отец.