Судьба семьи Малу

Они вышли на маленькую, вымощенную круглым булыжником площадь с изящным фонтаном эпохи Возрождения посередине. Вместе с сумерками площадь окутал легкий туман, придававший еще большую прелесть старым камням частных особняков.

У всех пяти или шести домов, окружавших площадь, были широкие подворотни с каменными тумбами, сохранившимися еще со времен карет. Свет за редкими освещенными окнами был такой тусклый, словно там, как в старину, горели свечи. Шаги гулко раздавались по мостовой, им вторило эхо.

Оба остановились у двери. Доктор позвонил, а молодой человек стоял в ожидании, словно эта дверь не была дверью его дома, словно он пришел сюда с визитом.

— Может быть, никого дет… — прошептал он, потому что никто не выходил на звонок.

Доктор позвонил снова, и наконец в доме раздались шаги, где-то хлопнула дверь, кто-то шел под сводами холла, заскрипела цепь, теперь тяжелая створка двери отворилась.

— Это вы, господин Ален?..

Человек был в черном костюме и белом галстуке — обычная одежда дворецкого.

— Простите… Вы не один…

— Госпожа Малу дома? — спросил доктор.

— Ушла часа два назад.

Молодой человек стоял, не зная что делать.

— Я думаю, она скоро вернется. Она у парикмахера. Заняться необходимыми приготовлениями пришлось доктору.

— Хорошо бы настежь открыть ворота, чтобы могла проехать карета «скорой помощи».

— А что случилось?

— Господин Малу умер.

Машина «скорой помощи» уже подъезжала к площади, и снова возникло замешательство. Сначала надо было отворить ворота. Доктор вполголоса спросил у дворецкого:

— Куда мы его положим?

В первом этаже, наверное, были просторные гостиные. Лестница с перилами резного дерева вела на второй этаж.

— Нельзя было оставлять его внизу, — тихо сказал слуга.

Он зажег только несколько ламп. И все-таки доктор заметил на дверях красные сургучные печати.

— Значит, наверх?

— Судебный исполнитель оставил три свободные комнаты.

Санитары понесли носилки, покрытые простыней, на второй этаж. Казалось, дом пуст и безлюден. Дворецкий шел впереди и по дороге всюду включал свет.

За ним шли Ален и доктор. Это был не их домашний врач. Ему довелось бывать в доме только два или три раза, случайно, когда это срочно требовалось.

— Лучше всего положить в спальне…

Но принадлежала ли еще эта спальня покойному? И здесь на старинных шкафах красовались печати. В углу были свалены в кучу картины и другие предметы. Не верилось, что еще несколько часов назад здесь жила семья. Ей просто негде было разместиться.

— А ваша сестра? — спросил доктор.

— Она должна сегодня вернуться из Парижа.

— А брат Эдгар?

— Да, правда, можно позвонить к нему в префектуру.

— Не хотите ли зайти сюда? — сказал дворецкий.

Тело Эжена Малу уложили на кровать и накрыли простыней. Санитары ожидали чего-то. Врач чуть было не сказал молодому человеку: «Надо дать им на чай».

Но в конце концов сам вынул из кармана банкноту и сунул одному из санитаров в руку.

Они прошли через другие комнаты, где тоже царил беспорядок, как будто хозяева собрались куда-то переезжать; там стояли корзины, вероятно с бельем или посудой, чемоданы, ящики. Одна из столовых была почти в порядке, и дворецкий зажег там люстру.

— Ваша матушка вернется домой с минуты на минуту… Вы знаете, кто ее парикмахер?

— Франсис.

— Может быть, лучше позвонить, чтобы ее подготовили?

— Вы думаете?

— Хотите, я попробую вызвать ее к телефону? Доктор позвонил. Когда он говорил с ней, над головой у нее, наверное, был фен в форме артиллерийского снаряда.

— Госпожа Малу? Передаю трубку вашему сыну Алену…

— Мама?

Говорил он сухо и холодно.

— Это Ален, да… Я дома… Отец умер… Несколько секунд он слушал, потом положил трубку и уставился в пространство куда пришлось, словно был чужим в своем доме, в своей семье.

Доктор, который хотел сделать все добросовестно, позвонил в префектуру. Ему удалось связаться с Эдгаром Малу, старшим сыном.

— Поговорите с ним.

— Это ты, Эдгар?.. Это Ален… Да… Папа умер… Что?.. Ты в курсе дела?.. Он здесь, да… Его только что привезли… Я позвонил маме, она у парикмахера… Если хочешь… Не знаю… Он мне ничего не сказал.

Шум подъезжающей машины на площади. Дворецкий спустился прежде, чем услышал стук молотка в дверь. Они долго о чем-то шептались. Потом шаги и голоса стали приближаться.

— Где Ален?

— В маленькой столовой, мадам.

Аромат духов, предшествующий ее появлению. На плечи накинут мех. Волосы словно искусственные от химической завивки.

— Ох, простите, доктор!

— Это я должен просить у вас прощения, сударыня. Меня вызвали в аптеку, и я решил, что должен заехать сюда.

— А ты как там очутился, Ален?

— Я проходил мимо, возвращался из коллежа.

— Ты видел его перед тем, как… Он говорил с тобой? Куда его положили?

— Он у себя в спальне, сударыня. Лучше бы вы не настаивали, чтобы его показали вам сейчас.

Это была хрупкая на вид, с невыразительными чертами лица женщина лет сорока пяти, которая следит за своей внешностью. Ни на минуту не теряя самообладания и испуганно осмотревшись вокруг, она спросила:

— Что же будет?

— Не знаю, сударыня. Думаю, что полицейский комиссар не замедлит явиться, чтобы выполнить некоторые формальности.