Судьба шута

Наступившая тишина сказала мне, что я сумел произвести на них впечатление.

– Да, это история, достойная того, чтобы ее рассказали! Поделись с нами воспоминаниями, и каждый из нас создаст для тебя песню, поскольку о таком замечательном событии должно быть никак не меньше двух десятков песен! – сказала старуха, которая вновь произнесла эти слова моим ртом.

– Но я не хочу песни о нем. Я хочу, чтобы Шут оставался таким, каким он был, живым и здоровым.

– Мертв – значит мертв, – заявил мужчина с низким голосом. Но он говорил мягко. – Если ты готов открыть нам свои воспоминания, мы сплетем наши песни. Даже твой скромный голос сможет дать им долгую жизнь, поскольку истинные менестрели услышат, как ты их поешь, и начнут петь сами. Ты хочешь, чтобы так было?

– Нет. Пожалуйста, Фитц, нет. Пусть все останется как есть. Пусть все закончится.

Я ощутил шепот, легкое дыхание слов. И содрогнулся от дикой надежды и страха.

– Шут, – выдохнул я, молясь о том, чтобы услышать продолжение.

Но тут же началась какофония голосов, слившихся в неразборчивый шум, когда пятеро перьевых менестрелей принялись одновременно задавать мне дюжины вопросов. Наконец низкий голос заставил всех смолкнуть:

– Он здесь! С нами. В короне. Он дал свою кровь короне!

Но от Шута я не услышал больше ни слова. И тогда я заговорил, обращаясь к ним:

– Корона была сломана. И он починил ее при помощи своей крови.

– Корона была сломана? – в ужасе переспросила старуха. – Но это конец для всех нас! Навсегда!

– Он не может оставаться в короне! Он не был избранным. Кроме того, корона принадлежит всем нам. Если он ее возьмет, мы сможем говорить только через него! – Юноша был возмущен вторжением Шута на его территорию.

– Он должен уйти, – сделал вывод человек с низким голосом. – Мы очень сожалеем, но он должен уйти. Он не имеет права быть с нами.

– Он не был избран.

– Его не приглашали.

– Мы его не хотим.

Они не давали мне и рта открыть. Корона стала еще крепче сжимать мою голову. Я поднял руки, мне показалось, что менестрели перебрались из моего тела в корону, чтобы сделать то, что они сейчас делали. Сейчас мое тело вновь принадлежало мне, и я попытался сорвать корону. Однако мне и на ноготь не удалось ее сдвинуть. На меня накатила волна ужаса, когда я понял, что корона погружается в мою плоть, как группа Скилла погружалась в тело каменного дракона.

– Нет! – вскричал я.

Я затряс головой, пытаясь сорвать корону. Она не поддавалась. Хуже того, я уже больше не ощущал дерево под своими пальцами. Корона стала похожа на кольцо из плоти. Когда я осторожно поднял руки, чтобы ощупать перья, они мягко, точно петушиный хвост, прогнулись под моими пальцами. Я ощутил, как к горлу подкатила тошнота.

Дрожа, я вернулся к погребальному костру и сел рядом с ним. Я не ощущал никакой борьбы в короне, лишь объединенные усилия пяти менестрелей. Шут не сопротивлялся; он просто не знал, как сделать то, что они от него требовали. Они перестали обращать на меня внимание. Происходящее напоминало ссору на рыночной площади, о которой я знал, но к которой не имел никакого отношения. Они заставят его покинуть корону, и тогда он исчезнет навсегда. И я не мог им помешать.

Я пристроил его тело у себя на коленях. Оно больше не было замерзшим, рука упала вниз, я поднял ее за кисть и положил ему на грудь. Пальцы показались мне такими безжизненными, что во мне ожило древнее воспоминание. Я нахмурился. Нет, оно не принадлежало мне. Я получил его от Ночного Волка и видел его волчьими глазами. Все цвета были приглушены. И все же я там присутствовал. Каким-то непостижимым образом. Наконец воспоминание ко мне вернулось.

Чейд опирался на лопату, его дыхание белым облачком плыло в холодным воздухе. Он стоял в стороне, чтобы не напугать нас. Сердце Стаи сидел на краю моей могилы. Его ноги болтались над моим разбитым гробом. Он держал мое тело на коленях. Рукой трупа он поманил меня, предлагая волку приблизиться. Его Уит был силен, и Ночной Волк не мог ослушаться Сердца Стаи. Сердце Стаи говорил с нами, его речь лилась спокойным потоком.

– Вернись обратно. Это твое. Вернись.

Ночной Волк приподнял губу и зарычал.