— Немногие откажутся от бессмертия… — с каждой секундой Люций чувствовал, что ему становится все тяжелее и тяжелее дышать. Близость выбора, такого опасного, такого неоднозначного, но такого притягательного, кружила голову. И предвосхищая столь важный момент, он терялся в сомнениях.
— Да. Но не все согласятся добровольно стать убийцами.
— ?
— Многое, если не все в нас, подчинено нашему главному инстинкту — насыщению. И чтобы насытиться, мы вынуждены убивать. Убивать и скрываться. Соответственно, находиться долго на одном месте мы не можем. Это существенный недостаток, на который многие поначалу не обращают внимание. А понимают весь трагизм лишь после обращения.
— Это все?
— Не только. У нас есть и другие недостатки.
Фактически мы мертвецы. Сердца наши холодны, как и наша кожа. Чувства наши притуплены. Никто из нас не может жить полноценной жизнью человека. А иметь детей могут лишь те, кому посчастливилось сотворить их при жизни.
Мы не можем радоваться обычной человеческой пище и питью, вкушать их и получать от этого удовольствие. Алкоголь на нас не действует… да мы и не выносим его…
— Всем этим можно пренебречь, — Люций перебил его.
— Ты думаешь?
— Конечно! — поэт махнул рукой. — Разве могут сравниться с вечной жизнью и возможностью увидеть свою мечту какие-то мелочи? — Что ж, если это не играет для тебя определяющей роли… После секундного раздумья Люций сказал.
— Наверное, так рассуждать принято у тех, кому доступно главное чудо — Вечность! Она твоя подруга, Венегор. Она раздвигает для тебя границы времени — субстанции, которая для тебя — ничто!
Вампир молча слушал поэта. По его непроницаемому лицу было трудно понять, что он испытывает: сожаление или гордость за свою будущую жертву. Но Люцию так хотелось, чтобы это было второе.
— А есть ли еще вампиры в городе?
— Ты хочешь знать, будешь ли ты одинок в своем обличье? Скажу честно, в Менкаре я их не встречал. А в мире конечно! Наше племя не такое малочисленное, как может тебе показаться.
Я испытываю странное чувство…
Это неудивительно. В сомнениях рождается истина. Мучительная истина. Ты должен прийти к ней сам.
Люций кивнул, давая понять Венегору, что все прекрасно понимает.
— Я не уговариваю тебя, я всего лишь предлагаю тебе выбор. Ты волен сам решать, какой дорогой тебе идти.
Поэт молча смотрел в звездное небо. Многое бы он отдал за то, чтобы в один миг развеять все сомнения, утопить их в темной глубине Пиалы, окончательно и бесповоротно сжечь за собой все мосты.
Как и любой человек, он не предполагал, что когда-нибудь подобный выбор встанет перед ним. И сейчас, когда мечта обретала вполне реальные черты, язвительный очаг его слабоволия разгорался до размеров гневного пожарища, пожирающего остатки былого беспокойства с жадностью вампира.
— Я чувствую, как твое сердце содрогается при мысли о том, что ты будешь жить вечно.
Желтый диск полной луны бросал бледное отражение на поверхность воды. Ветер шумел в ночном лесу. Где-то за спиной в кустах кленовой рощи трещали неугомонные сверчки.
— Ты готов?
Люций со свистом выдохнул.
— Что я должен делать?
Запрокинь голову и жди.
— Что, просто запрокинуть голову и ждать?
Вампир кивнул.
— Лучше сядь на берег.
Люций повиновался.
Через пару мгновений поэт замер, почувствовав касание руки вампира, а вместе с ним и первые капли холодного дождя. А далее следовала вспышка во тьме и плавное погружение в океан блаженства.
Венегор наклонился еще ниже, Люций вздрогнул. Находясь лишь миг в пустоте томительного ожидания, секунду спустя он уже не сомневался ни в чем. Он был королем приобретенного пространства, особой высочайшего полета, чьи действия и поступки не осуждались никем, а имели одну беспрекословную власть.
Клыки впились в молодую плоть. Они вошли резко, не встретив на своем пути ни сопротивления, ни крика. Но стон безмолвия был обманчив. В его протяжных нотах плакала мольба. Беспомощная родственница гибнущей души, по капле уходящей красной струйкой с губ вампира в великое Ничто. И песнь ее, сродни слуге нирваны, звучала многоголосием волшебных рифм, доселе неизвестных никому.
Допрос
— Постой, постой, Кек, я ему еще добавлю!
— Не стоит больше. Он и так уже хорош.
— Нет, близнецы, конечно, не подарок, но так зверствовать…
Ублюдок, ты хоть знаешь, что это были за ребята? Чем они не угодили тебе? Они могли еще жить и жить. Но ты убил их! А потом выкачал из них всю кровь. Куда ты дел их кровь, я тебя спрашиваю?!
— Ты только посмотри на него! Да он дрожит, как осиновый лист!
— Просто этот путешественник хорошо умеет притворяться. Уверен, под маской труса скрывается зверь. И вот сейчас зверь сидит и думает, как бы сбежать.
— Ну да, как же, сбежит он!