Опытного педагога поразила его особенная манера щипков по струнам, и вызвало невольную улыбку то, как парень бил по струнам правой рукой, касаясь струн словно ребёнок, впервые исследующий неизвестный предмет. Но за этими хаотичными, по-детски дергающими, касаниями струн, следовали сразу же очень мягкие щипки. Педагог отметила также его особенный способ браться левой рукой за гриф часто не снизу, а сверху, пробегаясь ей по ладам быстро, как по клавишам пианино, в то время, как правая рука, что для неё было поразительно, касалась струн только большим пальцем.
Проводя по струнам кончиками ногтей своеобразным своей корявостью способом и роняя пальцы сверху вниз, а потом как будто ковшом подтягивая их кверху, парень точно попадал на струны, чётко извлекая звук, что особенно важно при быстром темпе игры. Педагог с удовлетворением заметила, что ногти на правой его руке выглядели аккуратными, а значит, он следит за ногтями, как и все гитаристы, тщательно и аккуратно обрабатывая их пилочкой. Могла ли она знать, что этот парень и в помине не слыхивал ни о каких пилочках. Конечно, учась играть в детстве на гитаре, Кузьма задумывался о состоянии ногтей и нашёл свой способ поддерживать их в нужном состоянии: он обтачивал ногти на шляпках гвоздей или на шершавых камешках до такой длины, чтобы ими можно было цеплять струны без труда, но и не сломать случайно во время лазания по деревьям, причинив тем самым себе боль.
Педагог по своему опыту знала, что отступать от строгих приемов классической игры на гитаре и касаться струн таким способом может позволить себе только очень опытный мастер, отчего она в недоумении подумала: «Где паренёк мог этому научиться, ведь его манера игры не только не соответствует никаким общепринятым правилам игры на гитаре, но даже кажется абсурдной и нелепой, как будто он впервые держит инструмент в своих руках».
Но выводы – выводами, а чувства – чувствами. Музыка, которая лилась из инструмента под пальцами этого странного парня, вызывала в женщине искреннее восхищение. Его грубые и мозолистые руки, покрытые многочисленными ранами, синяками и царапинами, как-то по-особенному нежно держали гитару и с какой-то диковатой лаской дёргали струны; а слегка дрожащие, видимо, от внутреннего напряжения пальцы превращали тем самым игру парня на инструменте в завораживающее зрелище. Он и гитара были словно единое целое, а издаваемая ими музыка рассказывала о таком одиночестве и тоске, что никого не могла оставить равнодушным.
Парень продолжал играть, уже открыв глаза и глядя куда-то перед собой, но по-прежнему никого и ничего не замечая вокруг. Он еле заметно улыбался, но за этой улыбкой прятались горечь и тоска, а слезы на его щеках и слегка вздрагивающий подбородок выдавали едва сдерживаемый плач.
Проникшись каким-то особым сердечным уважением к этому милому и странному в своём поведении парню, так душевно исполняющему красивую мелодию, педагог хотела как можно мягче к нему обратиться, но вышло всё равно строго:
– Неплохо для начала. Думаю, проучитесь с годик, и удастся сыграть чище. Кстати, вы у кого будете учиться?
В ответ на её вопрос Кузьма, сконфузившись оттого, что он, как оказалось, не один в помещении, быстро встал, опустил голову и улыбнулся.
– Или вы не поступили? – решила уточнить учительница.
Ответом вновь послужила лишь его обезоруживающая улыбка.
– Если вы такой скромный, что мне в учениках нравится, надеюсь, потом вы станете свободнее, что даст возможность раскрыть то, что в вас заложено. А талант в вас есть. Ну, а сейчас, юноша, вы меня извините, но я попрошу вас выйти из аудитории, у меня скоро следующее занятие, – обратилась она к Кузьме.
Тот послушно положил гитару, быстро обулся и решительно направился к двери. Оказавшись в коридоре, он заметил троих ребят, которые, как ему показалось, торопились к выходу, и пошёл за ними. Оказавшись, наконец, вне стен музыкального училища, он остановился у входа, радуясь с детской непосредственностью тому, что его не выгнали, а, наоборот, внимательно слушали.
Кузьма размеренно продолжал свой путь по оживлённому городу, когда рядом с ним притормозил автомобиль, из которого вышел молодой человек крепкого телосложения и вальяжной походкой направился к киоску с мороженым. Из салона его шикарного Мерседеса через нарочно оставленную приоткрытой дверцу доносилась мелодия. Это был «Полонез Огинского», которого Кузьма ещё никогда раньше не слышал.
Кузьме это музыкальное творение так понравилось, что он решил приоткрыть дверцу в салон пошире и присесть на краешек сиденья, продолжая с наслаждением слушать красивую мелодию. Завидев такое поведение незнакомого парня, водитель Мерседеса, успев купить порцию мороженого, вмиг вернулся к машине, грубо схватил Кузьму за руку и выпихнул резко из салона, сопровождая тирадой не самых лестных эпитетов в его адрес:
– Ты что, псих, оборзел вконец, решив мою тачку средь бела дня стырить? Пошёл быстро отсюда, козёл!