Тем временем неотвратимо надвигалась новая мировая бойня, и державы искали союзников. СССР нуждался в них как никто другой, мало кто из мировых лидеров хотел сотрудничать с коммунистами. Направление развития советско-американских отношений во многом зависело от нового посла США в Москве Джозефа Дэвиса, а точнее от его оценки экономического и военного потенциала СССР как возможного союзника и серьезности угроз Гитлера как вероятного врага США.
Прибыв в Москву, Дэвис, искренне ли или в интересах определенных политических и экономических кругов США, твердо и осознанно занял просоветскую позицию. Отправной точкой для восприятия СССР как возможного американского союзника в приближавшейся мировой войне стало теоретическое обоснование главного отличия между сталинским режимом и нацизмом: в то время как диктатура пролетариата, по заявлениям советских вождей, была лишь временной мерой, расовое господство немцев для Гитлера было конечной целью. Лучше вообще не жить, чем жить в мире победившего нацизма, убеждал Рузвельта Дэвис.
Теория была подкреплена фактами из советской действительности. Дэвис доказывал, что к концу 1930‐х годов СССР в своей социально-экономической политике во многом отступил от коммунистических принципов. В донесениях в Белый дом он описал феномен, который его современник Лев Троцкий именовал преданной революцией, а социолог Николай Тимашев позже назвал великим отступлением. Ослабление классового подхода в вопросах образования, избирательных прав, трудоустройства, усиление внимания государства к сфере товарного потребления и мерам материального поощрения, восстановление воинских званий в армии и ученых степеней в науке, укрепление социальных институтов брака и семьи – все это шло вразрез с идеями и практикой послереволюционного десятилетия и, по мнению Дэвиса, соответствовало нормам капиталистического общества. Дэвис определил советский строй как «капиталистический государственный социализм» (capitalistic state socialism), а это было уже не так страшно, как коммунизм или диктатура пролетариата.
Работа Дэвиса в Москве совпала с разгаром показательных судебных процессов и массовыми репрессиями 1937–1938 годов, поэтому, определяя свое отношение к СССР, Дэвис должен был определиться и с отношением к сталинскому террору. Вначале Дэвис объяснял репрессии борьбой за власть и столкновением личностей внутри советского руководства, но затем стал ярым защитником советской официальной позиции, представлявшей террор как необходимую и успешную операцию по уничтожению «пятой колонны» – внутренних врагов в СССР.
Политики и историки ругали и продолжают ругать Дэвиса за ложь и непрофессионализм юриста и дипломата, за то, что скрыл правду о сталинизме, за то, что хвалил Сталина. Обвинения Дэвиса в замалчивании правды имеют веские основания, однако Дэвис не был ни глупцом, ни слепцом. Он осознанно выбрал просоветскую позицию. Для Дэвиса главной угрозой всему миру в тот конкретный исторический момент был не сталинизм, а нацизм. Чтобы остановить Гитлера, по мнению Дэвиса, нужно было противопоставить оси «Берлин – Рим – Токио» союз между Лондоном, Москвой, Парижем и Вашингтоном. Разоблачение сталинизма могло подождать. Сначала нужно было разгромить Гитлера и его союзников. В интересах стратегического партнерства с СССР дипломат взял верх над юристом, «не заметившим» абсурдность судебных шоу над «врагами народа». Поэтому Дэвис яро убеждал соотечественников в том, что Сталин расправляется с действительными врагами, что, несмотря на террор, советская страна прочна и быстро наращивает экономическую и военную мощь. При этом Дэвис не был пешкой, разыгранной Сталиным, не был он и «трубадуром кремлевского агитпропа», как считают некоторые историки. Главная причина конформизма Дэвиса заключалась в